Анархизм сам по себе, отделенный от всех предлагавшихся экономических реформ, является самым позднейшим из всех данных в прошлом ответов тому смелому, разрушительному, легкомысленному, изменчивому духу, который не знает удовлетворения. Общество, частью которого мы являемся, подвергает нас некоторому угнетению, — угнетению, возникшему как раз из перемен, внесенных этим самым духом, в сочетании с множеством старых привычек, приобретенных и закрепившихся прежде, чем были задуманы перемены. Машины, создавшие — как постоянно утверждают наши товарищи социалисты — революцию в Промышленности, являются созданием Духа Дерзания. Она пробила себе дорогу через старые привычки, привилегии и трусость, как это показала бы история каждого изобретения, если проследить линию его развития. А результат? Результат тот, что система труда, уже приспособленная к ручному производству и неспособная породить большие силы угнетения до тех пор, пока промышленность оставалась на этой ступени развития, была вынуждена приспособиться к массовому производству, пока мы не достигли последней черты. Теперь дух Дерзания должен вновь проявиться — требовать новых свобод, раз старые свободы стали пустыми и ненужными в силу современных способов производства.
Точнее говоря: в старые времена Хозяина и Работника, не столь отдаленные времена, чтобы о них не могли вспомнить более пожилые рабочие, мастерская была довольно сносным учреждением, где наниматель и рабочий работали вместе, не знали классового чувства, дружили между собой вне работы, не имели нужды торопиться, а когда считали нужным спешить, то исходили при этом из принципа общих интересов и дружбы (а не власти рабовладельца) и помогали друг другу путем сверхурочной работы. Возможно, что пропорциональная прибыль на каждого работника была в общем, даже выше, но размер предприятия каждого хозяина в отдельности был так, относительно, мал, что чрезмерное накопление богатства не могло возникнуть. Быть хозяином не значило иметь власть над приходом и расходом другого человека, ни над его разговором во время работы, не давало права принуждать его к сверхсильной работе, ни налагать на него штрафы и наказания, вроде плевков, обливания ледяной водой, поения негодным чаем, и пр., ни заставлять его работать среди неописуемого неприличия большой фабрики. Личность рабочего была определенно признанной величиной: его жизнь составляла его собственность, его нельзя было запирать и заставлять работать до смерти, как извозчичью клячу, для общего блага и для возвеличения Общества.
Когда стал применяться паровой двигатель и начала развиваться Машина, появились большие массы рабочих, разделение труда, сделавшее хозяина особым человеком, имеющим интересы, враждебные интересам его рабочих, живущим в совершенно ином кругу, знающим своих людей только как рабочую силу, с которыми он считается как с машинами, по большей части презирая их, в лучшем случае считая их своими слугами, о которых он в некоторых отношениях должен заботиться, как гуманный человек заботится о старой лошади, которой он не может уже пользоваться. Так относится он к своим рабочим. В то же время по отношению к остальному обществу он появляется в роли огромного осьминога со щупальцами, достигающими повсюду. Каждая пасть в отдельности высасывает не очень большое количество прибыли, но в итоге получается такая масса богатства, что над всяким провозглашением равенства и свободы между ним и рабочим остается только смеяться.
Итак, пришло время, когда дух Дерзания громко говорит в каждой фабрике и мастерской и зовет к перемене в отношениях между хозяином и рабочим. Должны быть приняты возможные меры, чтобы сохранить преимущества нового способа производства и в то же время восстановить личное достоинство рабочего, — вернуть гордую независимость старого мастера в его ремесле, вместе с теми новыми свободами, которые по справедливости должны быть ему даны в качестве его особых выгод от материального прогресса.
С этой идеей и обращается Анархизм к рабочему. Он не является экономической системой. Он не предлагает вам подробного плана того, как вы, рабочие, должны вести производство, ни систематизированных методов обмена, ни предусмотрительных бумажных организаций „управления вещами“. Он просто обращается к духу личности и зовет его подняться из своего унижения и стать верховной ценностью при любой грядущей экономической перестройке. Будьте людьми прежде всего, не давайте порабощать себя вещам, которые вы сами производите. Пусть вашим евангелием будет: „вещи для людей, а не люди для вещей“.