В то время, как Социализм стремится к дальнейшему расширению новейших завоеваний Торговли, — состоящих в том, что она принесла продукты всего земного шара к вашим дверям, — свободный коммунизм смотрит на такой лихорадочный ввоз и вывоз, как на нездоровое развитие, и рассчитывает скорее на самостоятельное развитие домашних ресурсов, кладущее конец обширной организации руководства, необходимой при таком мировом масштабе обмена. Коммунизм обращается к здравому смыслу рабочих и предлагает, чтобы они, ныне рассматривающие себя как беспомощных слуг, зависящих от умения хозяина найти для них работу, сами образовали бы независимые производящие группы, взяли бы материалы, стали бы выполнять работу (они делают ее теперь), свозили бы продукты в склады, брали бы оттуда, что им требуется для себя, а остальное отдавали другим. Для этого не требуется ни правительства, ни хозяина, ни денежной системы. Необходимо только достойное отношение к тому, что принадлежит мне, и к тому, что принадлежит другим товарищам-рабочим. Трудно поверить, что такие обширные скопления людей, какие собираются в наше время на фабриках и заводах, станут когда-либо собираться по собственному желанию. (Фабрика — место зарождения всего, что есть порочного в человеческой природе, и главным образом вследствие такого скопления людей).
Мысль о том, что люди не могут работать вместе, если за производительностью их работы не будет присматривать хозяин, противоречит и здравому смыслу, и наблюдаемым фактам. Как правило, мастера только усиливают хаос, когда пытаются вмешаться в работу, как это знает по опыту каждый механик. Что касается общественной работы, то, ведь, люди работали совместно еще тогда, когда были обезьянами. Кто этому не верит, пусть присмотрится к обезьянам. И они также не поступаются своей личной свободой.
Короче говоря, рабочие установят свои собственные правила, будут сами решать, когда, где и сколько продуктов должно быть изготовлено. Нет необходимости, чтобы строитель будущего Анархического коммунистического общества указывал рабочим, как управлять отдельными отраслями промышленности, да они и не рассчитывают на это. Он просто обращается к духу Дерзания и Творчества самых простых рабочих и говорит им: „вы сами знаете, как нужно сверлить, копать, резать: — вы умеете сами организовать свою работу, без диктатора; — мы ничего не можем сказать вам, но вполне уверены, что вы сами найдете дорогу. Вы никогда не будете свободными людьми, пока не приобретете уверенности в своих силах“.
Что касается проблемы точного обмена эквивалентов, так занимающей реформаторов других школ, то для него она не существует. О чем заботиться, раз всего есть вдоволь? Источники изобилия навсегда останутся неделимыми. Не беда, если у людей будет немножко меньше или больше, раз хватает на всех. Не беда, если кое-что будет выброшено. Пусть выбрасывают. Гнилое яблоко оплодотворяет почву не хуже, чем яблоко, прошедшее через человеческий организм. В самом деле, вы, так хлопочущие о системе, порядке и соответствий между производством и потреблением, вы затрачиваете больше человеческой энергии на расчеты, чем того стоят ваши драгоценные цифры. Поэтому деньги со всеми связанными с ними осложнениями и хитростями подлежат уничтожению.
Маленькие, независимые, самодовлеющие, свободно сотрудничающие коммуны — таков экономический идеал, принятый в настоящее время большей частью Анархистов Старого Света.
Что касается фактора, содействовавшего развитию этого идеала среди Европейцев, то таковым были воспоминания и даже некоторые оставшиеся следы средневековой коммунальной деревни — эти оазисы в великой Сахаре человеческого падения в средние века, когда католическая церковь стояла, торжествующая, над поверженным в прах человеком. Таков идеал, освещенный лучами уже зашедшего солнца, сияющий со страниц Морриса и Кропоткина. В Америке мы никогда не знали коммунальной деревни. Белая Цивилизация охватила наши берега широкой и ровной волной и пронеслась по всей стране. У нас никогда не было маленьких коммун, выраставших из состояния варварства самостоятельно, на основе несложного производства, не выходя из пределов коммуны. Здесь не было постепенного перехода от образа жизни туземцев к нашему собственному образу жизни, была лишь расчистка почвы и пересадка целиком новейшей Европейской цивилизации. Идея маленьких коммун, следовательно, явилась инстинктивно у Анархистов Европы, — особенно у континентальных Анархистов: у них это было просто сознательное развитие подавленного инстинкта. У американцев это был привозной продукт.