Я думаю, что большинство Анархистов коммунистов свободны от заблуждения социалистов, считающих государство просто продуктом материальных условий, хотя они и подчеркивают, что оно является орудием собственников, и утверждают, что в той или иной форме государство будет существовать до тех пор, пока будет существовать собственность.
Перехожу к крайним индивидуалистам, — к тем, кто придерживается традиции политической экономии и неуклонно руководится той идеей, что система хозяина и работника, покупки и продажи, банков и других неизбежных учреждений капиталистического общества, сосредоточенных вокруг частной собственности, сама по себе хороша, и лишь становится порочной в силу вмешательства государства. Их главные экономические идеи таковы: земля должна предоставляться отдельным лицам, и группам лишь в размере трудового надела, — переделы должны назначаться по желанию членов коммуны, — вопросы о трудовом пользовании должны решаться каждой коммуной на общих собраниях, — спорные дела должны разрешаться так называемым свободным судом, избираемым по жребию из всей группы; члены, не согласные с решением группы, могут выселяться на незанятые земли, без помехи с чьей-либо стороны.
Деньги могут выпускаться всеми, кому угодно. Естественно, они будут идти к тем, кто будет вносить обеспечение в банк и взамен получать банковские свидетельства. Эти свидетельства будут представлять труд, затраченный на производство и будут выпускаться в достаточном количестве (так как никто не будет лишен права открывать собственней» дело, то повсюду, где учетный процент будет повышаться, будет организовано больше банков, и размер процентов будет постоянно удерживаться на должном уровне в силу конкуренции), обмен будет происходить свободно, товары будут в движении, дела всякого рода будут поощряться, и так как патентов на изобретения не будет, то промышленность будет возникать на каждом шагу, хозяева будут гоняться за работниками скорее, чем работники за хозяевами, заработная плата будет расти в полном соответствии с индивидуальной производительностью, и этот уровень сохранится навсегда. Возникнет, наконец, собственность, настоящая собственность, не существующая в наши дни, ибо никто не получает равного тому, что производит.
Соблазнительность этой программы в том, что она не предлагает никаких широких перемен в нашем повседневном обиходе, не оглушает нас, как это делают более революционные программы. Ее средства — самодействующие, не рассчитывающие на сознательные усилия отдельных людей установить справедливость и построить гармонию. Свободное состязание — вот великая автоматическая заслонка, открывающаяся или закрывающаяся в соответствии с понижением или повышением спроса, и все, что необходимо, это — не трогать ее и не пытаться помогать ей.
Нет сомнения, что девять Американцев из десяти, никогда не слышавших ранее о подобных программах, будут прислушиваться с интересом и одобрением к этой программе предпочтительно перед другими. Существенная причина, объясняющая это настроение, очевидна. За исключением негритянского вопроса, мы никогда не имели в Америке исторического деления на классы. Мы как раз делаем историю теперь. Мы никогда не имели потребности в объединении рабочего с рабочим, ибо в нашем обществе строителем всегда был индивид, сегодняшний рабочий завтра становится хозяином, и так как перед ним были широкие возможности во вновь открывавшихся территориях, то он клал свои инструменты на плечи и отправлялся в путь на собственный риск и страх. Даже теперь, несмотря па то, что борьба становится все ожесточеннее и ожесточеннее, что рабочего все больше и больше загоняют в тупик, линия раздела между классом и классом постоянно нарушается, и первое правило Американца — „Бог помогает тому, кто сам себе помогает“. Поэтому экономическая программа, основной мотив которой — „предоставьте свободу действий“, вполне отвечает традиционным симпатиям и жизненным привычкам людей, которые сами видели, как почти неограниченные богатства приобретались тем же способом, каким игрок выигрывает свои ставки, и притом теми, с кем они играли в школе. или работали в одной мастерской год пли десять лет назад.