— Машины носятся.
— Нет. До этого КамАЗы да катки всю ночь дырчали. Видимо, хорошо уложили, если эти придурки гонки тут устраивать решили.
— Почему придурки?
— А, почему нет?
— Ну, у каждого свои увлечения. Ты морды бьёшь. А кто-то по ночам гоняет.
— Я никому спать не мешаю. У нас всё полюбовно.
— И у нас тоже… — умело повернула Оля русло беседы. — Мы со Славой…
— Да, ладно тебе! — щёлкнул её по носу брат. — Это ваше дело. Я уже говорил с ним.
— Я знаю. Просто мне нужно было самой тебе сказать. Хотя бы с опозданием.
— Будем считать, что сказала. Живите, как хотите…
— Слава — хороший парень.
— Я знаю, Оль. Я знаю… Ты для этого пришла?
— А это так важно?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю…
Девушка привстала, слепо повертела головой, нащупала в сложённых на стуле джинсах пачку сигарет, осторожно на цыпочках подошла к окну.
— Опять куришь, — буркнул с кровати Лидс.
— Опять… — кивнула сестра, чиркнула дешёвой зажигалкой. — Мама совсем плохая, — вновь перевела она тему. — Каждый день «на рогах». Я уже не могу слушать, как она по ночам, шарахаясь, бродит с кухни в туалет, с туалета в кухню. Ложится под утро, а потом делает вид, что всё нормально.
— Не работает?
— Отпуск же был. Из-за Лёни ближе сдвинули. Но уже закончился. Теперь «за свой счёт». Всё гуляет…
— Всё горюет! — поправил брат, но в ответ получил лишь презрительный смешок.
— Горюет… Ей горевать всегда нравилось, даже когда не по чем было. Ей же все всегда хреновые казались. Одна она святая, да Лёня — д'Артаньян… Сопьётся она, к чертям. Ночью, как свинья, днём как тень. Не могу больше смотреть. Оттого к тебе пришла…
— Хочешь пожить?
— Не знаю, — пожала девушка худенькими плечами. — Хочу, чтобы всё нормально было. Может, поговоришь с ней?
— Не думаю, что это хорошая идея.
— А других нет. Я словно сквозь неё прохожу. Словно нет меня. Сначала раздражало, теперь пугает…
— Она меня ненавидит. И, как мне, кажется, уже давно…
— Не кажется. Но, всё-таки…
— Хорошо, — покорно согласился Лидс. — Я поговорю. Попытаюсь.
— Спасибо, — чуть слышно шепнула сестра, и умело стрельнула окурком в открытую форточку. — Кстати, в курсе — недалёко от нас бывшую ветаптеку сожгли?
— Нет, — легко соврал Лидс. — И что, сильно сожгли?
— Да, в хлам. А ещё типа какого-то, что там был, убили.
— Убили? — не поверил ушам брат.
— Ну, говорят в скорую вперёд копытами заносили, — даже с какими-то задорным ноткам почирикала Оля, запрыгивая обратно в кровать.
— Жуть… — промямлил Лидс, пытаясь собрать в кучу вмиг расцветшие мыслеобразы.
— Да, по фигу, — легко отмахнулась сестра, стягивая на себя одеяло. — Говорят, оттуда курьеры закладки развозили. Не поделили, наверное, что-то наркобарыги. Вот и полыхнуло.
— Скорее всего… Спи, — пробурчал Лидс и отвернулся к стенке, уже отчётливо понимая, что невидимый рубикон нежданно остался позади и жизнь по «fair play» укоренилась где-то там, где вминаемые в землю черепа казались прочнее, а кровь чудилась лишь маскарадным макияжем. Отныне всё серьёзно. Отныне, коли нежданный пик перевала пройден, путь ведёт лишь вниз.
Глава 10. «Fair play»?
Ветви за окном с прискорбием покачивали ещё не успевшими облысеть головами, а холодный ветер уже брезгливо швырял в стекло ледяное крошево. Некалендарная зима решила заглянуть и поприветствовать город. Ступить на осенний порог, любопытно вытянуть шею в прихожую, дабы как следует осмотреться, где ей предстоит гостить целых три месяца. Казалось, ещё вчера при свете дня можно было разгуливать по залитым тёплым светом улицам в одном лёгком свитерке и ветровке, а уже сегодня приходится соскребать непрошеную наледь с внутренней стороны окна.
Изгрызенный временем истончившийся кухонный нож неохотно поддевал ледышки и с недовольным звоном запускал их на выщербленный под. Сначала Лидс бережно подбирал их и терпеливо нёс в раковину, но потом махнул рукой. Растают, оставят лишь небольшую лужицу, что быстро уйдёт в и так давно разбухшие от влаги доски.
Вместе с отвернувшейся от своих обязанностей осенью, исчезли и деньги. Футболки, поло, рубашки и лёгкие куртки, модных среди околофутбольного движения брендов, уже никто не покупал. А зимних вещей почти не было. Парнишка-поставщик, старательно таскавший через границу с «незалежной» тюки с фирменным британским и итальянским шмотом, считал перевозку громоздких толстых свитеров и курток делом хлопотным и не очень прибыльным. Объём большой, но не соответствующий морже. К тому же, летние шмотки раскупают, как горячие пирожки, чтоб по одной на каждый день недели. А зимняя одёжка носится пару лет, как минимум.