Наш смиренный ответ ныне отступнику от Честного и Животворящего Креста Господня и губителю христиан, и примкнувшему к врагам христианства, и святые храмы разорившему, осквернившему и поправшему священные сосуды и образы, князю Андрею Михайловичу Курбскому, изменнически пожелавшему стать ярославским князем, — да будет ведомо».
— И все же разноречивы обстоятельства бегства князя Андрея, — говорил мне компьютерный Леха, когда я снова влез в его файл, чтобы пообщаться. — Это случилось, когда все близкие ему из окружения царя Ивана дворяне и богослужители из Избранной Рады уже были сосланы или уничтожены физически. Князь Андрей в ту пору служил воеводой в литовском городе Дерпте.
Я, Анатолий Завалишин, отчетливо ощущал Лехино беспокойство. Не то отчаяние, которое чувствовал Андрей Курбский, убегая, а тревогу виртуального Лехи в нашем двадцать первом веке.
— Понимаешь, не могу перевоплотиться, — жаловался виртуальный Леха невидимому мне. — Потому что не могу поймать внутренней пружины его действий. Он ведь совсем не трус был. Под Казанью бился, будто Илья Муромец. Как же он мог даже не попытаться увести с собой жену и малолетнего сына? Я уж не говорю о матери и семье старшего брата.
— Да не успевал он! — убеждал я Леху. — Сам же говоришь, счет шел на минуты. Выхода не было. Умри он, лучше бы не стало.
— Нет, не понимаю! — упрямо твердил мой виртуальный собеседник.
Далее Андрей вопрошает:
«Зачем, царь, сильных во Израиле истребил, и воевод, дарованных тебе Богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквах Божьих пролил, и кровью мученическою обагрил церковные пороги, и на доброхотов твоих, душу свою за тебя положивших, неслыханные от начала мира муки, и смерти, и притеснения измыслил, обвиняя невинных православных в изменах, и чародействе, и в ином непотребстве и с усердием тщась свет во тьму обратить и сладкое назвать горьким? В чем же провинились перед тобой и чем прогневали тебя христиане — соратники твои? Не они ли разгромили прегордые царства и обратили их в покорные тебе во всем, а у них же прежде в рабстве были предки наши? Не сдались ли тебе крепости немецкие благодаря мудрости их? За это ли нам, несчастным, воздал, истребляя нас и со всеми близкими нашими? Или ты, царь, мнишь, что бессмертен, и впал в невиданную ересь, словно не боишься предстать перед неподкупным судьей — надеждой христианской, богоначальным Иисусом».
Вот ответ Ивана:
«А когда ты вопрошал, зачем мы перебили сильных во Израиле и воевод, данных нам Богом для борьбы с врагами нашими, различным казнями предали и их святую и геройскую кровь в церквах Божиих пролили, и кровью мученическою обагрили церковные пороги, и придумали неслыханные мучения, казни и гонения для своих доброхотов, то ты писал и говорил ложь, как научил тебя отец твой, дьявол. И не знаю я, кто это сильнейший во Израиле, потому что Русская земля держится Божьим милосердием, и милостью Пречистой Богородицы, и молитвами всех святых, и благословением наших родителей, и, наконец, нами, своими государями, а не судьями и воеводами. Не предавали мы своих воевод различным смертям, а с божьей помощью мы имеем у себя много воевод и помимо вас, изменников. А жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были и казнить.
И разве подобает царю, если его бьют по щеке, подставлять другую? Как же царь сможет управлять царством, если допустит над собой бесчестие? А священникам это подобает. Уразумей поэтому разницу между царской и священнической властью! Насколько суровее должна наказывать злодеев царская власть!»
Гибель Избранной Рады ознаменовала конец того короткого, но очень плодотворного периода царствования Ивана Грозного, который называли иногда «благодетельным царским правлением».
Этот период, как мы уже упоминали, совпал со сроком первого брака царя с Анастасией Романовной Захарьиной. Умерла Анастасия, и дьявол тот час вселился в её царственного супруга. Скорее всего, он его сердце не покидал никогда, только не мог вырваться наружу, пока вокруг него простиралось облако Настиной любви и нежности. Следующие двадцать четыре года царствования Ивана стали для Русской земли кровавым безумием. Были не только потеряны все завоевания предыдущих тринадцати лет. Россия медленно, но неуклонно погружалась в великую смуту, из которой она более или менее выбралась только через шестьдесят лет после смерти Анастасии. То есть через два поколения жизней.