И еще раз Фонтенбло навлекло на аббата Александра Сегюр-Монтфокона неприятности. Произошло это когда вместо того, чтобы податься с большинством своих приятелей к границе, решил попрощаться с Корали, седьмой преемницей Нинон. И кто-то донес на него якобинцам. С первыми лучами солнца дом Корали был окружен, и аббат был арестован в одной сорочке — даже штаны надеть не позволили.
— Это будет неплохое зрелище, — сказал начальник стражи, — пусть народ видит, что сейчас даже дворяне одеваются как санкюлоты.
Это была неприятная прогулка. Аббат очень сожалел о своей туалетной шкатулке, которую не позволили взять с собой в тюрьму. В ней было множество важных и необходимых предметов, без иных было невозможно обойтись, как без воздуха или воды. Было неприятно, но теперь он должен был обходиться без всех этих щеточек, пилочек и расчесок. С растущим унынием присматривался аббат к своим выпестованным рукам. С каждым днем они выглядели все хуже. Ему позволили провести корректуру его труда о человеческой анатомии.
— Должен вам сказать, — произнес начальник тюрьмы, — что солидный анатомический труд очень нужен в наше время, которое очень интересуется человеческим телом. И отделение головы от туловища для удовлетворения любопытства ныне в порядке вещей.
Суд прошел быстро и без инцидентов. Корали сидела на трибуне для зрителей, и старалась не привлекать внимания. Графа приговорили к смертной казни.
Корали через жену одного из охранников тюрьмы переслала ему записку: «Прощай. Было прекрасно. Всегда буду помнить о тебе. Твоя Корали».
Вечером аббата перевели в одиночную камеру. Вскоре к нему пришел представитель революционного трибунала.
— Хотите чего то? — спросил граф, и осмотрелся — в камере не было ничего, что можно было бы предложить посетителю.
— Я пришел, чтобы проинформировать гражданина Сегюра, что казнь состоится завтра.
— Благодарю за беспокойство, — граф кивнул посланцу.
Но человек не ушел, он продолжал всматриваться в узника внимательным взглядом. Это стало тяготить аббата.
— Могу что-то еще сделать для вас? — спросил он, чтобы разрядить неприятную ситуацию. Революционер сделал два шага вперед:
— Не узнаешь меня, гражданин Сегюр?
— Прошу прощения, но не припоминаю:
— Уж сколько лет прошло. Мы встретились в Шарите. Тогда очень хотел познакомиться с моей утробой.
— А: это вы номер: минутку: 49.
— 46, я запомнил лучше, 46. Выздоровел, как видишь. Судьба сделала меня секретарем революционного трибунала, и завтра я увижу как тебе, гражданин Сегюр, отрубят голову.
Аббат усмехнулся: — Я надеюсь, что останешься удовлетворенным.
— Конечно. Ты мне спас жизнь, гражданин. Если бы не отложил осмотр моей утробы до возвращения из Фонтенбло, то отцу Зефирину не пришло бы в голову дать мне свою чудесную микстуру.
— Рад, что спас жизнь человеку, который играет не последнюю роль в наше удивительное время.
— Понимаю, что в определенном смысле должен быть тебе благодарен. Я не могу тебя спасти от большого ножа. Но охотно исполню твое желание, а может и несколько желаний, если это будет в рамках моих возможностей. Мог бы провести здесь ночь. Последняя ночь, как говорят, очень неприятная штука, особенно в одиночестве.
— Вы очень добры, и я принимаю ваше предложение. И вот какой будет моя первая просьба — вздрагиваю, когда мне говорят «ты».
— Понимаю. Хотите, чтобы я от вас несколько отдалился, и тоже не «тыкал». Трибунал принес вам много неприятностей, а утром отрубят голову. Вам не успеть приспособиться к новым порядкам. Я вот подумал, у вас же есть любовница. Если хотите, ее к вам можно привести.
— Благодарю. Но уже поздно, а Корали не любит, когда ее ночью подымают с постели. Если вы пожертвовали ради меня сном, то лучше сыграем партию в шахматы.
— Охотно.
Он ушел и вскоре вернулся с шахматной доской. Аббат сел на кровать, а его партнер на ведро с нечистотами. Столик поставили между собой. Когда фигуры были расставлены, секретарь спросил:
— А как быть с выигрышем?
— О, я точно знаю, чего хочу в случае победы. Скажу вам это, когда партию закончим.
— В случае, если я выиграю, — ответил секретарь, — прошу согласия на осмотр после казни вашей утробы.
— Не возражаю, — сказал аббат.
Игра началась. Это была очень интересная партия примерно равных противников, каждый из которых прекрасно ориентировался в нюансах и сложностях древней игры. Когда в окне забрезжил рассвет, преимущество было у аббата, который вынудил секретаря обороняться. Вскоре партия была окончена.