— Эй! Оля? Так тебя? Куда делась? Я не знаю, куда выйти!
— Вторую первую, — шелестя, напомнил туман.
Под ногой чавкнуло, подаваясь. Кирилл замер, опасаясь делать шаг. Ольга рассказывала. Про тайные болотные бочажины. Или мочажины? Неважно, главное, ступишь и провалишься. Никто не найдет. Что там девчушка болтала? Еще одну первую? Не вторую, а снова первую? Второе имя, что ли?
И вдруг испугался, стыдясь накатившего страха. Один, в мрачном лесу, почти сказочном, только сказка какая-то, нехорошая. Пальцы шевелились, стряхивая память о прикосновении детской ладони — сухой и легкой, как паучья лапка. Не как обычная детская рука.
Он замер, пытаясь сосредоточиться. В глубине чащи что-то потрескивало, мерно падали капли тумана с обросших иглами веток. Когда ехали, Ольга рассказывала… И смотрела на него, словно проверяя, точно ли слушает.
— Хаа, — сказал Кирилл в белесый сумрак, вспоминая имя из сказки, — ну или 'хы', так?
Девочка снова оказалась рядом, встряхивала головой, снимая ладошкой капли с темных волос.
— Молодец. Запомнил. Хороший анбыги станешь. Пойдем.
Хаашика, повторял Кирилл про себя, как заклинание, идя следом обратно, а впереди уже мягко светили окна большого дома, второй этаж, первого не видно за высоким дощатым забором. Хаашика. Живая жена Корекчи, созданная из трех смертей.
— Бабушка еще, — вспомнил, о чем хотел спросить девочку с древним именем, — я в ее комнате, а она?..
И вдруг снова остался один. Окна мигнули и погасли. Очень далеко, за елками, послышался и пропал горестный детский плач. Кирилл выдохнул, сжимая кулаки и стараясь разозлиться. Что за черт, что тут происходит-то. И тут же оглянулся, жалея, что поминает черта. И так вокруг сплошная… ладно, пусть просто фигня. Где там Пашка этот, с его инстаграмом, таким уютным привычным. Где Ольга, наконец? Бросила, а он теперь блукай — отличное гостеприимство!
Вокруг совсем стемнело, непонятно стало куда идти, и Кирилл осторожно шагнул в том направлении, где недавно светили окна. Кажется, один огонек там мерцает еще. Слабый, прерывистый.
Болотистых мест больше не попадалось, но за сотню сделанных шагов устал так, вроде бежал с препятствиями. Вышел на большую поляну, с облегчением увидев костер и группу людей вокруг. Знакомые мужские лица, освещенные красным, такие похожие друг на друга. И на невесту его Ольгу. Еще люди, мужчины в обычной одежде, женщины в длинных юбках и тугих блузках, с рукавами почти до кончиков пальцев. Что-то едят, передавая друг другу тарелки, обычные, пластиковые, пьют из белых стаканчиков.
На треск обернулись, замахали руками, приглашая. Пашка вскочил, сдвигая соседей. Кирилл подошел, улыбаясь и кивая в ответ на приветливые взгляды. Сел, принимая на колени тарелку с кусками жарехи.
— Я думал, бежать за тобой придется, — Пашка толкал его плечом, жевал, выбирая куски пальцами, потом вытирал руку о брошенную рядом тряпицу, — ну думаю, проснешься, сам увидишь, со второго место, как на ладони, и идти три шага.
— Я, наверное, час уже блукаю, — Кирилл тоже сунул в рот кусок жареного, отдающего смолой и какими-то травками, — пикник, да?
— Час? Ну, даешь. Ага, мед откачали, завтра на рынок свезут, бочки. Так что, большая работа сделана. Ну и тебя с Олькой показывать будут. Батя слово скажет.
— А где она?
— Так вот же! — Пашкин блестящий от жира палец указал на противоположную сторону. Там за костром стояли двое. Под тяжелыми лапами старой ели, что касались темных волос на головах женщины и мужчин ы.
Кирилл с трудом проглотил непрожеванный кусок. Тарелка покосилась и упала на траву. Они голые! Ольга и Максим стояли рядом, свет костра падал на согнутые локти, рисовал бедра и спины, иногда на светлое ложилась черная тень — кто-то у костра протягивал руку, передавая стакан или тарелку.
А потом все подняли руки, покачиваясь. Возник и загудел низкий звук, беспрерывный. Кирилл посмотрел на младшего брата, тот качался вместе со всеми, мычал, не открывая рта. Глаза блестели красным.
— Аннннбыги, — мычание складывалось в слово, — аааннн-быги…
Люди сдвигались, отползая, давая место двоим, и вдруг там, на открытом у костра пространстве оказалось раскинутое покрывало, изрисованное кругами и острыми фигурами. Ольга легла, поднимая руки к склонившемуся над ней брату. Длинная нога согнулась в колене, откидываясь в сторону. Черные волосы закрыли рисунки, рассыпаясь веером над плечами.
— Ааан-бы-гии, — мыча, проговаривал Пашка, на каждый повтор касаясь плечом плеча Кирилла.