А рядом с лежащими встала третья фигура. Отец стоял в ногах, расстегивая рубаху.
— Это! Так я же! Там что это? — Кирилл вскочил, закричал, путая слова и не слыша, что именно кричит. Отбил пашкину руку и побежал, не чувствуя, как пламя лизнуло сжатый кулак. Когда его схватили, держа за плечи, локти, шею, все еще кричал, с хрипом, тяжело сглатывая и дергаясь, и замолчал, под сильной рукой, сдавливающей горло.
— Первый анбыги делает то, что должно для нас, — отец обвел взглядом сидящих, равнодушно глянул на дергающегося в захвате гостя, — второй анбыги случился мужчиной, так бывает.
— Бывает, — закивали мужчины и женщины, не отводя глаз от мускулистого жилистого торса и широких плеч.
— Третья рожденная — не имеет воли, потому что женское в ней — для анбыги. Для сердца — потом.
Последние слова произнес, обращаясь к Кириллу, будто успокаивал ребенка. И все снова закивали, оглядываясь на пленника.
— Потом, — передавали друг другу шепот, обращенный к нему, — сердце — потом.
Кирилл обмяк, повисая на чужих руках. И когда те ослабили хватку, изо всей силы наступил на чью-то ногу, вывернулся, подаваясь вперед. Его не пустили, но горло освободилось.
— Нельзя! Так нельзя. Оля! Ты ведь, да слушай же! Ты моя девушка. Слезь, гад!
Мужская фигура мерно двигалась между раскинутых женских ног.
— Хаашика! — заорал Кирилл, вывертывая руку, — Хаашика, черт. Я в милицию… гады вы.
Движение прекратилось. Умолкли все звуки и стал слышно, как издевательски мирно трещит костер. Кирилл дернулся и почти упал, от того, что никто больше не держал его. Шагнул снова, вздрогнул, опуская глаза.
Девочка шла рядом, цепко держась за его руку своей паучьей лапкой.
— Сильный, хорошо любишь, — похвалила легким голоском, — настоящий из тебя получится муж, славный отец для настоящего анбыги. Жалко, что мало так мы с тобой. Пора умирать. Снова.
— Что? — он вырвал руку, отворачиваясь от светлого личика с черными провалами глаз, — отойди, а?
— Сам звал, да и деться некуда. Пора умирать, да мне не привыкать, для любимого Корекчи трое умирают, создавая жену. Бери.
Она отпустила его руку, в ней оказался длинный нож с острым даже на вид лезвием. Кирилл бросил его под ноги, но тот, вывернувшись в полете, ударил девочку под маленький подбородок, в ямку на горле.
Потом он стоял, не веря, смотрел, как ее поднимают, подставляя под темную густую струю скомканные тряпки, несут куда-то, закрывая от него спинами. Поют невнятные слова, печально-печально, а те, кто остался, почему-то улыбаются понимающе, кивают ему, подбадривая. А у него не осталось сил смотреть, что там происходит с Ольгой и ее старшим братом, перед глазами качалась худая ножка в складках цветного ситца, свесилась с локтя и качается, такая — неживая совсем.
— Пойдем, — кто-то взял его за локоть, подтолкнул, сразу отпуская, — чего застыл? Ночь почти кончилась, надо ж поспать, с утра на пасеку едем.
Пашка обошел его и направился к высокому забору, полускрытому густыми ветками.
— Кончилась, — повторил Кирилл, стоя перед седым пепелищем, оправленным обгорелыми камнями.
С одной стороны костра валялось старое покрывало, каких тыща в гостиницах — линялый гобелен с геометрическими узорами.
— Где она? — закричал, догоняя Пашку и хватая того за край легкой куртки, — Ольга где?
— Вау, вау, палехче, — засмеялся тот, прибавляя шагу, — совсем с катушек екнулся? Лежит, простыла. Даже с нами не смогла посидеть, пока мы тут веселились. Макс с ней остался, а тебе ж нельзя, на тебя все Сиверки приехали посмотреть. Как же, нашу красавицу Хаашику в жены берешь.
— Как. Как Хаашику? А девочка? Которую я… которая тут…
Он смешался, не понимая ничего. Быстро шел рядом, а в голове плескалось черное, налитое от сказанного Пашкой 'Макс с ней остался'.
— Какая девочка? — ненатурально удивился Пашка, и засвистел что-то, поддавая ногой комки сухой травы на тропинке.
В доме Кирилл быстро прошел коридором в кухню. Встал у притолоки, встречая удивленный взгляд Степана Михалыча.
— Где Оля? Почему прячете?
— Кто ж прячет? Простыла, с температурой, заснула вот. Тебя просила утром прийти, раненько, перед тем, как поедем.
Разминая темными пальцами сигарету, добавил на молчание гостя:
— Крайняя комната, через коридор. Ты ее не буди, слышишь? Намаялась девка.
Последние слова прозвучали для Кирилла издевательски. Намаялась, шептал он, идя полутемным коридором и задевая плечом веники сухих трав на стенах, намаялась, значит. Девка…