— Мне хотелось тебя увидеть, — тихий серьезный ответ. Затем Жан-Паскаль улыбнулся, пожимая плечами. — К тому же, я задолжал тебе завтрак. Позволь хотя бы угощу ужином. Я знаю прекрасное заведение с умопомрачительной панорамой на реку, тебе должно понравиться. Если, конечно, — он на мгновение замолчал, — тебе будет хотеться, чтобы я украл еще один твой вечер.
— Не боишься, что пытаешься украсть меня у кого-то?
Моро залился звонким смехом. Высоко поднял голову к небу, так, что скрытая воротом рубашки массивная цепь натянулась на его горле.
— Твое желание, и я заберу тебя у самой Богини Матери, — почти проворковал мужчина, вновь посмотрев в глаза Арисы. Его, практически черные, в ее голубые.
Ариса солгала бы, если бы попыталась сказать, что от взгляда Жан-Паскаля у нее не заходилось сердце. Согласиться на предложение хотелось до невыносимости, но вина за сорванную роспись всё ещё не оставляла. Секундное ощущение, что она снова теряет контроль над собой, позволяя его присутствию заполнять пространство между ними. Но Имени Моро в базе жнецов доверенный Оберга не нашел. Роспись стены вновь назначена на предрассветное время. Харрисон в отъезде. У четы Авдиев заключительный вечерний прием Иммануила Грина.
— Мне будет нужно освободиться в девять, — проговорила Ариса тихо, но твердо.
— Хорошо. После ужина я отвезу тебя, куда скажешь.
Медленно вечерело.
Плетеные кресла террасы. Мягкий плед на плечах защищал от прохлады ветра с реки. Панорама новой застройки города отражалась в спокойных водах, а закатное солнце расписывало стекло высоток в нежные оттенки розового. Все это, вместе с неторопливыми светскими разговорами, создавало атмосферу умиротворения.
Моро был галантен и обходителен, умело вел беседу и умел слушать – он не смотрел на собеседника, а словно заглядывал ему в душу, стараясь понять то, что хотелось скрыть, – подкупал начитанностью и широтой кругозора. Впервые за очень долгое время Ариса действительно погрузилась в общение, забывая о происходящих вокруг неурядицах, тревожащих сердце вопросах. Мир вокруг словно мерк, все его испытания и злободневные события испарялись в теплых объятиях весеннего вечера, в темных глазах мужчины напротив.
Когда Ариса становилась частью "Анцерба", то понимала, насколько изменится жизнь. Общение с людьми стало требовать от неё предельной избирательности и осторожности. Теперь каждый её шаг, каждое слово должно было быть тщательно продумано, взвешено, потому что тайна организации — главная ценность, и Ариса не могла позволить себе ни малейшей ошибки. Девушка рассталась со своим возлюбленным, потому что знала: сохранение секретов “Анцерба” важнее личных чувств, а жених не мог быть посвящен в тайны организации. Она не могла оставаться рядом с ним, так как он всё равно заметил бы перемены. Её отсутствие по вечерам и ночам, её глубокая осведомленность о событиях антиправительственного движения не могли не вызвать вопросов.
А потом… Среди "Анцерба" не оказалось того, кто мог бы покорить сердце своевольной Арисы. Несмотря на все усилия Деметрия, его ухаживания стали для неё почти оскорбительными — слишком навязчивые, слишком лишённые искреннего глубокого интереса. А среди "непосвящённых" девушка не могла найти той эмоциональной отдачи, что так ей была нужна. “Анцерб” и живопись стали единственным убежищем и единственным смыслом. Работа, работа, работа – и никому не доставало сил вырвать Хафнер из порочного круга.
Да и не хотела Ариса быть из него вырванной.
Моро же обладал магнетической внутренней привлекательностью, бешеная энергия от него ощущалась даже издалека. Ариса, допоздна засиживаясь в букинистической кофейне за работой над эскизами, часто наблюдала за мужчиной, начавшим появляться там с пару месяцев назад. Он упирал сосредоточенный взгляд в монитор, пил пустой черный кофе и каждый раз, уходя, оставлял щедрые чаевые полусонным бариста, вне зависимости от качества их работы.
Но а пока был вид на реку и высотки, был разговор за бокалом белого сухого; и порой этими мгновениями Ариса ловила себя на мысли, что представляет теоретическое знакомство Жан-Паскаля с Харрисоном. Как бы отреагировал брат? Как бы оценил нового знакомого сестры? Ощутил бы то же напряженное недоверие, что в первые минуты испытывала к Моро Ариса? Увидел бы в Моро что-то чуждое, что-то слишком аккуратное в его неприметности? Или, наоборот, обычного человека, мечущегося между работой и свободой?