Отправлено. Прочитано. Харрисон вынул симкарту и выкинул под дерево, где лежали три бездыханных тела. У машины поодаль сидело два человека – ближайшие друзья и собратья по оружию для Хафнера, – и смотрели на далекие подрагивающие огни °18-1-11. Харрисон же вновь устремил взгляд к небу.
В этот же миг, на те же самые звезды смотрел и Оберг Авдий, стоя у панорамного окна одного из главных небоскребов города °3-6-18-1, раскинувшегося на берегах реки Аэстатс. Тёмный кабинет освещали лишь редкие желтоватые светильники на стенах да тусклый свет экрана телевизора, в котором проплывали изображения сменившего вечерние новости ток-шоу. Книжный шкаф завешан полотнищем, где на черном фоне расцвели терракотовые орнаменты и цветы; один из двух черепов, расположенных на вертикальной оси в центре хоругви, увенчан игольчатым шлемом и заплетён оранжево-перламутровыми листьями, второй – точно грубо обработан, нарочито ужасен с застывшим оскалом заостренных зубов.
В кабинете пахло чистотой, деревом, кожей и благовониями – у небольшого скульптурного изображения Богини Матери в плоской креманке, выполненной из коричневого авантюрина, тлела травяная скрутка. Густой дым скатывался на деревянную столешницу и соскальзывал на пол, растворяясь при падении в воздухе. Можжевельник, полынь, розмарин и еще что-то пряно-свежее, дурманящее… Рядом со статуэткой – золоченая маска, принадлежавшая Обергу. Правда, надевал он ее всего пару раз; но не мог же идейный вдохновитель не сохранять один из главных символов собственной организации.
Авдий, отвернувшись от созерцания ночного города всего на миг, выключил телевизор, нетерпеливо отшвырнул пульт. Тот покатился по длинному столу переговоров и замер у края.
— Уже три года прошло, Оберг, а они до сих пор даже вашего имени не назвали, — развел руками мужчина лет сорока пяти, сидя на кожаном диване в дальнем углу комнаты. — Может, пора перейти к более решительным действиям? Агрессивным? Перешептывания жнецов не прибавят вам веса в глазах простых людей. Им, по правде говоря, плевать на очередной разрушенный правительственный объект. А наши уважаемые верхи будут и дальше молчать, делать вид, будто никаких диссидентов нет, и натравливать на вас своих ищеек. Потери среди жнецов их мало заботят. Пока Трое не ощутят, что трон под ними способен пошатнутся – продолжат разыгрывать спектакль одного актера, где оппозиции не существует. Пока не всколыхнется общество, вы для Трех – не больше чем пыль под ногами. А общество не будет беспокоиться и обращать внимание на первопричину трагедий, пока это не коснется ни отдельных личностей, а сотен, тысяч разом. Кому, как ни тебе, знать об этом?
Оберг, тяжело вздохнув, сел за стол, откинулся на спинку высокого кресла.
Бывший госслужащий, работавший в самом центре Старый Рубежей, в белоснежном столичном граде Мукро, в администрации Трех… Служащий верой и правдой монархам до того самого дня, когда жнецы не забрали в казематы его дочь и зятя. Забрали практически ни за что – за неудачную шутку, глупый разговор, произошедший не в том месте не с теми людьми.
— Ты ведь прекрасно знаешь, "Анцерб" никогда не преследовал грандиозных целей. Наша задача – помогать простым людям. Способствовать их передвижению через таможенные барьеры, спасать от репрессий, вызволять из казематов. Но даже при таких скромных основополагающих задачах за эти три года мы добились многого. Ольшевский сидит смирно, жнецов на Западе стало значительно меньше; новых не засылают, а старые не рискуют совершать облав. Представители "Анцерба" просочились уже на Восток и в Перешеечную область.
— Не спорю, данное утверждение весьма правдиво. Но вы все еще далеки от Центра, и кроме локального уничтожения представителей политсыска и их вотчин мало продвинулись. Диверсии выверенные, но точечные и недостаточно результативные. Вы пытаетесь поразить великана уколом иголки, — собеседник Оберга пожал плечами. — Помогаете сотням, но тысячи все еще захлебываются в крови. К тому же, нужно активизировать действия, пока внимание Трех сосредоточено на гражданской войне на юго-западе и оппозиционных выступлениях Хорста на Севере.