— Ты так легко рассуждаешь о таких вещах, Иммануил; неужели думаешь, что все настолько просто? Что уж сам в тени остаешься?
— Род деятельности предполагает, — названный Иммануил отсалютовал Авдию бокалом с виски. — Или может, ты думаешь, что ваши диверсии сложнее и опаснее, чем контрабанда оружия? Что снабжать тебя или Хорста легко? Иванко хотя бы по-крупному играет, а ты все боишься, — мужчина залпом осушил бокал, оправил воротник накрахмаленной белой рубашки, столь эффектно подчеркивающей смуглость мужской кожи. — Впрочем, вы каждый свою роль отыгрываете, не желая ни сотрудничать полноценно, ни активно людей привлекать. Попрятались, кусаетесь, как мошки, да нашему исполину все нипочем. Вон, Трое свой выводок уже потихоньку начинают к инаугурации готовить.
— Главнокомандующий всё еще не обзавелся наследником, — сорвалось с губ Оберга задумчиво.
Иммануил лишь пожал плечами:
— Это лишь вопрос времени. Да и наличие наследных детей в случае монархов – не всегда гарантия. Трое играют на несколько шагов вперед, а уж Главнокомандующий и подавно. С момента его воцарения все фигуры на шахматной доске власти заметно переместились, а Посол Небесный и Властитель чудным образом оказались в тени нашего прославленного Райана Весселя, — Иммануил криво усмехнулся. — Все это давно уже не просто политическая игра, Оберг. Те мелкие успехи, которыми ты так гордишься, не перевернут ситуацию. Революция – это не только борьба с властью. Это борьба с тем, что в головах у людей. Пока ты будешь спасать по одному человеку, общество будет оставаться подобным болоту. И оно будет поглощать всех, кого ты пытаешься оттуда вытянуть.
— Ох, Грин, я полагал, что тебе выгодно нынешнее положение дел, а ты, оказывается, о благополучии родного отечества беспокоишься, — саркастично проговорил Авдий в ответ.
— Не приписывай мне излишнего благородства. Правда в том, что если твои выступления или противоборство Хорста задушат, то и поставлять мне товары будет некому. Жаль рушить империю, которая строилась таким непосильным трудом.
Оберг промолчал, зная, что обсуждение не приведет ни к чему. Он обернулся к окну, и взгляд его устремился мимо высоток и драматичных шпилей к линии горизонта, к бурлящей реке, что разрезала город на две части.
Там, у заточенной в гранит набережной реки Аэстас, раскинулись тихие жилые кварталы и маленькие уютные заведения. В одном из них – букинистическом магазинчике, срощенным с кофейней, где по окнам тянулись желтые гирлянды-лампочки, – сидела Ариса Хафнер.
Девушка отвела взгляд от экрана телефона и сделала еще несколько небрежных штрихов в альбоме для рисования. Масляный карандаш мягко скользил по бумаге. В этих движениях было трудно прочесть чувства – будто сам процесс отдалился от внутреннего переживания. На эскизе, который должен был стать очередным граффити, проступала несокрушимая воля, скрытая ярость, вызов самому миру. Но чувства, что направляли руку и рождали изображение на бумаге, были иными: глухое волнение, липкий страх, тяжелая, изматывающая тревога.
Дела “Анцерба” принимали совершенно иной оборот, чем когда-то ожидалось. Будто мчащийся на всех парах поезд сошел с рельс и летел в пропасть, неумолимо набирая безрассудную скорость.
Ариса на короткое мгновение даже не узнала альбома в своих руках. Десятки листов, изрисованных эскизами и вариантами агитационных материалов, большая часть из которых уже воплощена в жизнь уличными артами, листовками, вброшенными в информационное пространство символами… Девушка понимала: даже если сейчас повернуть обратно, свернуть обширно разросшуюся за последние месяцы деятельность "Анцерба" – ничего не измениться, инерция потянет дальше. Движения не остановить, не затормозить… И непонятно, что ждет в пропасти.
Ариса рассеянно взяла чашку с кофе, но тут же поставила ее на стол. Заправила за ухо прядь густых рыжих локонов – аромат ванильного парфюма смешивался с приторным запахом краски для волос, – и безжалостно смяла неудавшийся эскиз, вымещая на молочном листе бумаги все свои переживания о судьбе брата.
Харрисон рисковал, постоянно рисковал – это уже даже нельзя было назвать прогулкой по лезвию, это было вальсирование со Смертью на острие.
Скомканный лист направился прямиком в сумку. Все улики должны быть уничтожены подальше от любопытных глаз (даже если таковых рядом не наблюдалось). Ариса планировала вернуться домой, закинуть черновики в камин, чтобы смазанные рисунки вспыхнули пламенем и обратились в пепел. Нужные варианты агитационок показать деду и, получив одобрение, направиться перед рассветом к выбранной стене городского парка, где уже утром для глаз прохожих расцветут увитые плющом и терракотовыми цветами черепа, лежащие на узнаваемой символике правительства Трех.