Да девица его не менее злобным взглядом одарила, тоже исподлобья смотрит, губы с презрением скривила, кулаки свои мелкие сжала, словно кинуться на боярина хочет, да гонористость уняла — пока до того добежит, порубят её ратники, что капусту до самой хряпки (кочерыжка) — фыркнула лишь:
— А я смотрю, хоть ты и воин знатный, только видать у самого рыльце в пушку, что о девице так думаешь!
— Ах ты, дрянь навозная! — рявкнул тот самый боярин, злобный взгляд на неё поднял, меч из ножен достал, шаг навстречу ступил, а та назад попятилась. Тот— шаг и она— шаг, тот — два и девка — столько же.
— Военег, охолонись! Ещё не хватало, чтоб воевода курский девку на моём дворе изрубил, — осаживал того наместник.
— Взять её, — гневно приказал грозный боярин, не имея привычки сносить обид.
А девка в миг переменилась — подбородок затрясся, лицо вытянулось, от воеводы пятится, а глаза ужасом наполнились. Да с места сорвавшись, в себя придя, на утёк кинулась словно в салочки поиграть решила с бравыми воинами, то за телегу спрячется, то под конём бесстрашно пролезет. Через коновязь перепрыгнула и дёру. С разбегу в широченную грудь бугая одного с кривым носом со всего маха влупилась, что только на двор зашёл и в непонятках изучает происходящее.
— Гостомысл, держи её, — орут тому кмети.
Тот своими клешнями её схватить хотел, да только воздух и поймал, что лишь сам себя объял, когда девка угнулась, да в сторону шмыгнула, ступив ногой в конскую мочу, ох, да свеженькую. На то внимания не обращая, к вратам стрекача дала, да вот только в мокрых поршнях подскользнулась и растянулась поперёк двора. Ну, тогда её в миг и скрутили. Олег от смеха прыснув, загоготал подхватываемый своими ближниками и дворовыми, наблюдая за потешным зрелищем.
— Звать как? — унимая веселье, спросил Олег, отметив бесстрашие девицы и брата взглядом охлаждая, когда ту под ноги наместника осадив её прыть на колени поставили.
— Сорокой звать! — бросила дерзко и опять на свои ладони второй раз до крови стёртые смотрит.
— Оно и видно — трещётка писклявая и на золото падкая, — колко подметил Извор, ехидно хмыкнув.
— Значит так, Сорока, — Олег встал во весь рост, надевая перстень на палец и прокрутив, чтоб на место поудобнее встал, продолжил, мимолётно покосившись на брата. — За то, что моё мне вернула, благодарствую, поэтому бита мало будешь — дюжину ударов хлыста ей, — в сторону кому-то гаркнул, на ряженую девицу пальцем указуя. Тут же сотский подлетел с длиннющими усами, под гладким подбородком кольцами серебряными сцепленными.
— Это что ж за благодарность-то такая?! — конокрадка нос задрала, грудь колесом выпятила, что все её женские прелести сквозь рубаху мокрую и проступили.
Мужские жадные очи тут же все к ней и приникли. Только недолго любоваться им пришлось — Извор с Мира сухое корзно сдёрнул, который тот и сам норовился снять, верно тоже желая накинуть на девицу; и пустив по ветру свободные края, словно крылами пару раз ими хлопнув, да её плечи и покрыл.
— Не нужно мне ничего, — корзно стянуть хочет.
— Баламошка, — немного к ней склонился, чтоб только она слышала. — Тут мужей двор полный, а у тебя рубаха сырая, все видят прелести твои, — на груди на зернистую фибулу пристегнул.
Обомлела от такой близости, но не смеет противиться, в лицо его уставилась, разглядывает.
— Не всего ещё осмотрела? — буркнул вполголоса, отступая в сторону, а та вдруг зарделась, сама себе удивляясь — слова отчего-то её пристыдили.
— Добреньким, значит, вдруг стал?!
— Зачем же добреньким? не пристало девице перед воями в таком виде появляться — на службе они. А мне уж приелось — вдоволь налюбовался, — сказал ехидно, а сам уж и не видит, как та гневом вся переполнилась, аж лицом изменилась.
— Коней увела, — продолжил Олег слегка озадаченный таким поступком своего братыча (сын брата), — от этого и сына моего чуть не угробила! А вам, — на братьев зыркнул, — пусть уроком будет, а то удумали, вдвоём по Дикому полю носиться. Половцы два дня назад делянки промысловые разорили, а там шкурок одних куньих только с пяток телег было! Что я князю теперь отправлять должен? Это ж надо! Девка их облапошила, с голым задом оставила! — молодые бояре носы повесили, от стыда не знают куда деться. — А вот за наборные пояса уплатить тебе придётся — на моём дворе чернавкой будешь, пока долг не уплатишь! — махнул рукой двум дюжим.