— Половцы ведь там, — шепнула сама себе.
Оглянулась, прислушалась. Не слышно тех — заплутала видно. Конь фыркает неподалёку — он-то за ней следом припустил. Даже разобиделся, что без него побегать решила. Ещё не видя Лютого, Сорока к нему бросилась. Лишь немного в обнимку с тем постояла. Тот целуется — мордой в бок пинает. Говорить тому не нужно, что делать — Лютик свою хозяйку по движению тела слышит — пустился вскачь.
Куда только? Всё дубы вокруг, да густой подлесок. Идут неспешно. Сорока всё лес слушает. Пустила осторожничая в сторону, где треск раздался. Да поторопилась туда опрометью, расслышав в зарослях крушины, всю сплошь усыпанной чёрной зернью, брань знакомую.
То Извор коня своего из полона древесного спасал — Буян его то ли от упрямства, то ли от устали в кусты забился, идти отказывается. Сорока с заряжающего слетела, витязю подсабливая.
Извор девице в ответ рад непомерно. Остолбенем замер, на ту сверху вниз смотрит. А та трещит без умолку, словно птаха, её соименница. Говорит-то понятно, а Извору не слышно вовсе. Спохватился, на рубахе разодранной кровь увидев. За руки ту хватает.
— Тронул тебя кто? — крайне взволнованно выспрашивает, в глаза той вглядывается.
Сорока свои слова все разом проглотила. Не понимает о чём тот.
— Это не моя кровь, — замялась, не зная, как того степняка звать теперь. Встрепенулась. А что сменилось-то? Он как был для неё Храбром, так и остался. — Это Храбра кровь. Сам ведь его ранил.
Извор от той отпрянул. Не знает как и оправдаться, упрёк разглядев. А та дальше затренькала — всё сразу сказать хочет, того зовёт куда-то, руками машет.
— Мира спасать надо. Там половцы… а он там… Слышишь? Они порубят его, я знаю их. А он живым тем в руки не дастся… — и дальше галдит.
Извор фибулу с плеча крутого отстегнул, корзно гулко встряхнул, на плечи Сороки накинул — тепло той стало. Извор ближе подступил, кутая её в свою накидку. Возле шеи поправил. Руками хотел за плечи ту взять, к себе норовя притянуть, желая всю разом собой обогреть — продрогла, колотуном вся ходит. Глаз булатных с той на сводит. Сказать ей что хочет, а язык онемел. Руки свои от той убрал, не коснувшись даже.
— Скройся, — лишь тихо шепнул.
Та в крушинник понятливо заступила, за дубы вековые спряталась. Голоса военеговых ближников возросли под зелёным куполом — загудели мужи. Долго не говорили, быстро скрылись, ещё немного погремели своей сбруей, что сегодня вместо птичьего щебета лес звоном наполняет.
Сорока тихомолком стоит, всё услышанное перебирает, в своём разуме складывает. Отступила от Извора.
— Ненавижу тебя, — назад пятится, а тот на два её одним своим широким нагоняет. — Ты предал его, — того в грудь толкнула, а ему что погладила.
Силушки своей не рассчитала, от того, оттолкнувшись, головой о ствол могучий приложилась да и сомлела.
В себя лишь пришла, когда Извор затащил её в какую-то куриную (обкуренная дымом) избушку — видно промышлявшие и ранее охотники здесь ночёвки свои устраивали. Избушка махонькая, без окон, только дверь низкая, потолок бревенчатый весь сажей покрыт — видно что топят по чёрному, под потолком лишь задвижка единая, а посерёд очаг простой.
Извор наружу выскочил. А Сорока шишку на затылке тронула — огромная. Бежать думала, приподнялась на локте, да назад на трухлявую солому плюхнулась — Извор с хворостом назад воротился. Сорока лежит, виду не подаёт, что очнулась. Глаза смежила, сквозь щёлочки за тем подглядывает. Ждёт, что похитник (вор) дальше делать будет.
Склонился над той низко. Дыхание слушает, а оно невидимой паутиной боярина опутало, что в нутре его истомно занежилось. Не сдержался. Губы бархатные хотел своими тронуть. Да застыл — на шее возле зоба (кадык) остриё тёплое ощутил. Сглотнул, задев хрящом немного клинок малый. От Сороки отодвинулся, а она клинок к горлу ближе, сама за ним неотрывно следует. Матушкин клинок от того тёплый, что девица возле тела его всегда держала — Мирослав для них ножны сам сладил на шнурке сыромятном закрепил, чтоб на плече, через голову перекинув, носить с боку — покоился там до поры до времени. Она матушкин поминок незаметно от Извора выудила, пока тот очаг растопить пытался — кресалом искры выбить-то выбил, а хворост сырой — лишь закумарил всё.
Отступает Сорока от Извора, сама боком к выходу вертает, думает, что убежать сможет. Замахнулась на боярина, отгоняя от себя, а сама дёру. Да только не справиться ей с исполином этим. Завалил он девицу в два счёта. Под себя подмял. Ощутил трепет её под собой. Жаром всего окатило. Что стоит ему своё взять, что его остановит? Ведь по зарученью с Позвиздом, она невеста его. Руками по стану тонкому забегал, складками рубаху комкая.