- А сколько еще мне доказывать, что душа моя чиста, сколько еще мне бороться с самим собой? Скажи, Савелий, когда уже наступит конец этим страданиям? Я жажду покоя так долго, что даже перестал верить, что когда-нибудь обрету его.
Савелий убрал руки с плеч брата и начал ходить по комнате.
- Не ропщи на судьбу. Ты должен с достоинством прожить эту жизнь, ты должен, - но не успел он закончить, как возмущенный и злой голос брата прервал его.
- Я ничего не должен! Я выбрал смерть! Жизнь за меня выбрал ты! Только вот, что это за жизнь? Ты запрещаешь мне чувствовать, а, значит, запрещаешь жить. Я никогда не прощу тебя за то, что ты сделал со мной. И какие бы светлые чувства не двигали тобой, они не оправдывают твоего поступка. Я устал! Устал! Я больше не могу жить, а точнее существовать, как раньше. Я перебрал все, что могло бы дать мне смысл к этому ничтожному существованию, но ничего не осталось. Есть только одно, но ты никогда не позволишь мне сделать этого. Ты сам обрекаешь меня на вечные муки! - все это Мирон сказал, стоя напротив брата, глаза в глаза.
После того, как он закончил, в комнате воцарилось молчание, оно длилось около минуты, и все это время братья неподвижно стояли напротив друг друга.
- Я уже не раз просил у тебя прощения, и буду просить снова и снова, пока ты не простишь меня. Даже, если никогда не простишь, я все равно буду просить, потому что осознаю свою вину. Да, я не ведал, что творю, я не думал о последствиях. Мной двигала злость, ненависть и боль, но по отношению к тебе только любовь. Не в моих силах изменить то, что уже свершилось. Я не властен над твоей судьбой, как впрочем, и над своей. Мы оба заложники прошлого, рабы старой веры, потому что она сильна, как и тогда. Если она не отпускает нас, значит, на это есть причины. Когда придет время, мы вернемся домой. Ты вернешься к ней, я обещаю.
- Я не верю твоим обещаниям! Разбрасывайся ими перед своими ведьмами и прочей швалью! Говорят, что обещанного три года ждут, а я жду больше тысячи лет!
Зло усмехнувшись, Мирон подошел к горящей настольной лампе, выключил ее, лег на кровать и отвернулся к стене. Савелий стоял на прежнем месте. Он простоял неподвижно в темноте еще пару минут, потом лег на диван, закрыл глаза и заснул, если состояние, в которое он впал можно назвать сном.
Глава 8
Регина с трудом отодвинула бревно и открыла дверь землянки, подпертую им. Лунный свет озарил мрак сырого помещения и упал на фигуру мужчины, свернувшегося на земляном полу. Он не шевельнулся и не издал ни звука. Девушка вошла внутрь и села рядом с лежащим мужчиной. Она осторожно повернула к себе его бледное лицо. Он медленно открыл глаза и шепотом спросил:
- Зачем ты пришла, Вельмира?
- Я пришла к тебе, любимый, потому что не могла не прийти.
Она начала осыпать его лицо поцелуями. Чуть приподнявшись, он отстранил ее от себя и опять спросил, но теперь голос его звучал в полную силу:
- Зачем ты пришла, Вельмира?
Девушка обняла его и прошептала:
- Я пришла, потому что люблю тебя. Твоя боль – моя.
Савелий вновь отстранился от нее.
- Ты пришла, потому что они отправили тебя образумить меня, чтобы я признал, что они свершили суд, а не убийство!
- Нет, нет! Они ничего мне не говорили.
- Ты такая же, как они все! Когда они обвинили мою мать и жену брата в колдовстве, ты не возразила. Ты стояла, потупив взор. Ты не остановила своего отца и братьев ни словом, ни делом, когда они вместе со всеми бросились на женщин и на нас с братом, пытающихся их защитить. Ты отвернулась и ушла, но перед этим ты посмотрела на меня и в тот миг ты убила мою любовь к тебе своими пустыми очами. Ты предала меня, Вельмира! Уходи. И передай им, что я не откажусь от своих слов. Я никогда не преклоню головы перед душегубами.
Слезы текли по щекам девушки, она смотрела в глаза любимого, но ничего в них не видела. В них не было жизни, в них не было любви, в них был только мрак, и он не сулил добра, смотрящим в него.
- Я ничего не могла сделать! Они утопили бы меня вместе с ними, и сейчас ты оплакивал бы еще и меня. Или я ничего для тебя не значу?