Андрей видел и Киев, и Переяславль, и Вышгород, и другие города Киевской земли, с ненавистью вспоминал могучие валы Старой Рязани, он насмотрелся на прекрасные храмы и дворцы городов Поднепровья; все эти впечатления теперь ложились в основу горделивых замыслов обстройки Владимира.
На зов Андрея во Владимир приходят «из всех земель» многочисленные мастера разных специальностей. Они окружены учениками и рабочими из владимирских ремесленников. Первоначально укрепляется княжеское поселение к западу от Мономаховой крепости. Огромная полудуга земляных валов и рубленых стен ложится с этой стороны, обнаруживая удивительное уменье мастеров-горододельцев сочетать овраги, врезавшиеся в городской холм с севера и юга, с искусственными сооружениями. В аристократическую часть города ведут несколько ворот. Волжские, стоящие у подножия Мономахова города, открываются на клязьменскую пристань, Медные и Иринины выводят на север и северо-запад к Лыбеди, прикрывающей город с севера. Прямо на запад смотрит огромная белокаменная башня Золотых ворот с церковью Положения риз наверху — это важнейшее звено обороны города и одновременно вводящая внутрь столицы пышная триумфальная арка, замкнутая окованными золоченой медью массивными дубовыми створами. Справа — на краю обрыва к реке — стоят княжие дворы с их теремами и переходами и двумя каменными храмами. Отсюда центральная улица, пересекающая весь город, идет к поперечной стене и деревянной башне ворот Мономахова кремля, открывая по обе стороны широкие перспективы далеких полей и лесов, обступивших город. На высоком юго-западном углу кремля Андрей строит большой городской собор Успения Богоматери — идейный и архитектурный центр столицы; его ослепительно-белый и мощный массив господствует над городом и далекими окрестностями, вознося высоко в небо золотой купол. К востоку от Мономахова кремля город стремительно сужается, образуя острый треугольник; его очертаниям вторит клин валов и стен, замкнутых в месте встречи второй белокаменной башней — Серебряными воротами; через них идет дорога на Суздаль и к княжескому замку Боголюбову, который Андрей строит при устье Нерли. Так Владимир неузнаваемо преображается, расправляя могучие крылья своего плана по сторонам древнего кремлевского ядра{120}.
Весьма характерно, что город выглядел особенно эффектно извне: его силуэт особенно выразителен с далеких точек зрения — со стороны дороги на Суздаль или из-за реки, с дороги от Мурома и Рязани. Столица Андрея как бы обращалась к широким просторам земли, открывая ей свою молодую красоту и силу.
Не случайно в облике Владимира времени Андрея усиливаются черты, напоминавшие Киев. К комбинации кремля с вне его стоящими княжескими дворцами присоединяются Золотые ворота не только самим названием, но и композицией говорящие о киевском «образце». В архитектуре главного храма столицы и земли, Успенского собора, мы увидим дальше отражение башенной композиции киевской Софии. Во всем этом, несомненно, сказывалась глубоко продуманная и целостная идея.
В это прекрасное создание русского градостроительного искусства, несомненно, была вложена большая доля творческой мысли самого князя. Он придавал большое значение расширению и обстройке Владимира, так как красота и обширность города были веским аргументом в пользу его прав быть не только центром северо-востока, но и стольным городом «всея Руси». К этому присоединялась и выдвинутая Андреем теория об основании Владимира не Мономахом, но Владимиром киевским, которая связывала возникновение города с временем расцвета Киевской державы и освящала его рождение именем «крестителя» Руси. По словам Никоновской летописи, когда постройка Успенского собора была близка к завершению, Андрей собрал многолюдное совещание и «глагола князем и боаром своим сице: «град сей Владимерь во имя свое созда святый и блаженный великий князь Владимер, просветивши всю Русскую землю святым крещением, ныне же аз грешный и недостойный, божиею благодатью и помощию пречистыа Богородици разширих и вознесех его наипаче, и церковь в нем создах во имя пречистыя Богородица, святаго и славного ея Успения, и украсих и удоволих имениемь и богатьством, и властьми, и селы, и в торгех десятыя недели, и в житех, и в стадех, и во всемь десятое дах Господу Богу и пречистей Богородице: хощу бо сей град обновити митропольею, да будеть сей град великое княжение и глава всем». И сице возлюбиша и боаре его все тако быти»{121}. К этой стороне политической теории Андрея мы возвратимся ниже. Но несомненно, что в самом городе в 60-х годах XII века еще были живы люди, рубившие в начале века стены Мономаховой крепости, и легенда о древней истории города и Владимире киевском едва ли убеждала: она могла связываться лишь с происхождением самого поселения, которое действительно уходило в глубокое прошлое. Но новая историческая концепция и обращалась в первую очередь не к местному населению и даже не к Руси; она создавала почву для внешнеполитических шагов дипломатии Андрея, замышлявшего борьбу за самостоятельность владимирской церкви.