«Киевщина, — говорит А. Е. Пресняков, — оказалась не в состоянии сыграть роль территориальной базы и материальной основы для объединения русских земель в одной и более прочной государственной организации. Ей не было суждено сыграть роль Московского княжества Даниловичей или Иль-де-Франса Капетингов…»{271}. Если продолжить и уточнить это сравнение, то нужно вспомнить, что между Киевом и Москвой стоял Владимир Андрея, — его земля прежде всего и стала «русским Иль-де-Франсом». Москва как город созрела в лоне Владимирской земли, национальное значение которой в XIII и последующих веках так мудро предвидел Боголюбский, а Московское княжество Даниловичей было лишь продолжателем владимирских культурно-политических традиций.
Разгром Киева и изгнание Мстислава Изяславича с киевского стола делали опасным положение его сына Романа в Новгороде. Решительная схватка с Андреем не замедлила разразиться.
В 1169 году на Северную Двину отправился за данью Даньслав Лазутинич, сумевший в свое время добыть Новгороду у князя Романа. С ним было 400 новгородцев. Андрей решил захватить Даньслава и отправил на север семитысячный отряд. Столкновение произошло на Белом озере. Но Даньслав показал большое воинское искусство, обратив отряд Андрея в бегство, уничтожив якобы 1300 человек и потеряв всего 15 своих. После этого Даньслав закончил сбор дани, прихватив еще дань и с пограничных суздальских земель{272}.
Андрей решил ответить ударом по Новгороду. К владимиро-суздальским полкам присоединились смоленские, полоцкие, муромские и рязанские силы. Рать двинулась под предводительством победителя Киева, князя Мстислава Андреевича и воеводы Бориса Жидиславича. По словам летописца, было такое множество войска, что оно казалось бесчисленным. По пути войска Андрея захватывали и жгли села; мужчин убивали, а женщин, детей, скот и имущество забирали. Роман сел в осаду и упорно отбивал атаки. Четыре приступа были отбиты; в последний из них Мстислав Андреевич уже въехал в ворота города, заколов нескольких новгородцев. Но все это не дало успеха. В осаждавших войсках к тому же распространились конский падеж и эпидемия. Пришлось отступить. Многие шли пешком, так как голод заставил есть коней; войска шли по опустошенным уже ими районам, многие умирали от голода. Преследуя отступавших, новгородцы захватили такое множество пленных, что торговали ими по небывало низкой цене — по две ногаты за голову{273}.
История этой борьбы «суздальцев с новгородцами» получила особую актуальность в XV веке, когда противостояние Новгорода и Москвы вызвало к жизни воспоминания о славном новгородском прошлом. Сложившееся в это время «Сказание о битве суздальцев с новгородцами» дает несколько иную картину и борьбы за Волоком. Даньслав имел 500 дружинников — «от пяти конец по сту муж», Андрей же послал всего «тысящу ратных ратник избранных»{274}; таким образом, гиперболическое соотношение сил 400 новгородцев и 7000 суздальцев является, очевидно, патриотическим преувеличением новгородского летописца. Зато в осаде Новгорода, по словам «Сказания», якобы участвовало «всех князей семи-десят и два со многими силами»{275}.
Под пером владимирского летописца-церковника крах похода Андрея нашел благовидную мотивировку. Он говорит, что еще за три года до похода Андрея в трех новгородских церквах «плакала» икона Богородицы, моля Бога о помиловании «клятвопреступников»-новгородцев, так как они все же «крестьяне суть». За этот-то грех Бог и «навел [беду на новгородцев] и наказал [их] по достоянью рукою благоверного князя Андрея», но «милостью своею избави град их»{276}.
Но Новгороду, несмотря на, казалось, полный триумф, пришлось все же идти с повинной к Андрею: его воины опустошили новгородские деревни, хлеб вздорожал, а Андрей прервал подвоз жита с низа, и «новьгородьци… сами послаша к Андрееви по мир — на всей воли своей». «После такой неудачи, — замечает М. П. Погодин, — Андрей должен был отказаться от своего намерения, уменьшить свои требования, смягчиться. Нет! Смирились новгородцы, несмотря на свой успех… Так верно были рассчитаны действия суздальского князя, что ему неудача не причинила никакого вреда, и сила его не ослабла…»{277}. В довершение всего Мстислав киевский умер, и Роману пришлось покинуть Новгород. Его ненадолго сменил посланный Андреем Рюрик Ростиславич{278}.