Появление на киевском столе Владимира Мстиславича «не любо бяше» Андрею, и он посылал к нему, требуя уступить престол Роману Ростиславичу. Смерть Владимира разрешила конфликт. Андрей послал к Ростиславичам сказать: «вы меня нарекли своим отцом, и я хочу вам добра и даю брату вашему Роману Киев». Роман был торжественно встречен киевлянами, братьями, митрополитом, печерским игуменом и прочим духовенством. Брат Романа Рюрик вышел из Новгорода, а новгородцы приняли от Андрея его сына Георгия{279}.
Казалось бы, достигнуто было то, к чему стремился Андрей. В его руках были важнейшие столы — в Киеве и Новгороде. Ростиславичи смоленские послушно исполняли его волю, из своего Владимира на Клязьме он направлял жизнь на Днепре и Волхове, не считаясь с старшинством князей и постепенно взламывая традиции старого княжого права. Впрочем, в глазах союзных ему Ростиславичей он продолжал оставаться названным «отцом».
Не знаем, что послужило толчком к разрыву Андрея с Ростиславичами. Предполагают, что Ростиславичи были недовольны появлением в Новгороде Георгия Андреевича. Может быть, Андрей теперь хотел занять и киевский стол своими братьями и стать «самовластцем» не только на севере, но и «в Руси», или он поддался на чью-то клевету. Так или иначе, но он обвинил Ростиславичей в насильственной смерти на киевском столе брата Глеба и потребовал выдачи подозреваемых в этом людей. Ростиславичи не оправдывались, но и не исполнили приказания. Тогда последовал суровый ответ: Андрей велел Роману оставить киевский стол, а Давиду и Мстиславу уйти из Вышгорода и Белгорода и удалиться в Смоленск. На киевский стол должен был перейти брат Андрея Михалко, сидевший в Торческе. Но осмотрительный и изворотливый Михалко послал в Киев младшего брата Всеволода и своего племянника Ярополка Ростиславича. Изгнанные Ростиславичи сложили крестное целование Андрею, но он ответил на это молчанием. Тогда Ростиславичи вошли в Клев, захватили Всеволода и Ярополка и их людей и посадили в Киеве Рюрика. Затем они осадили в Торческе Михалку, и он пошел на мир с ними, получив к Торческу Переяславль. Так Михалка «лишися Андрея, брата своего… а к Ростиславичем приступи»{280}.
Узнав о ссоре Андрея с Ростиславичами, черниговские Олеговичи стали подстрекать его к вооруженной борьбе, предлагая в его распоряжение свои полки. Гнев Андрея на ослушников его воли все нарастал. Он послал к Ростиславичам своего мечника Михна, приказав им передать: «если вы не ходите в моей воле, то ты, Рюрик, иди из Киева в Смоленск к брату в свою отчину, а Давиду скажи — ты иди в Берладь, не велю тебе оставаться в Русской земле, а Мстиславу скажи — ты зачинщик всему, и тебе не велю быть в Русской земле». Но Мстислав, по словам летописи, был не пуглив с юных лет и боялся только Бога. Он приказал схватить Михна, обстричь ему голову и бороду и передать Андрею такой ответ: «мы тебя до сих пор имели по любви как отца, а ты с такими речами прислал не как к князю, но как к подручнику и простому человеку. Делай, что задумал, — Бог все видит».
Этот знаменитый «обмен нотами» вскрывает всю глубину разницы в политических взглядах Андрея и Ростиславичей, устами которых говорила старая Русь. Андрей был правильно понят, может быть, даже точнее и правильнее, чем он сам оценивал свои дела. «Надеяся плотной силе и множеством вой огородився», Андрей «исполнился высокоумья и разгордевься велми» — так оценивает летописец его ультиматум Ростиславичам. Он считал себя теперь «королем», верховным сюзереном Руси, а остальных князей своими вассалами, или, по-русски, — подручниками. Так князья могли относиться к своим «простым людям», но это было недопустимо в отношениях старшего князя к младшему, которые еще облекались в ветхий покров семейно-родовой морали. Андрей знал цену этой морали и пользовался ею, когда считал нужным, но шел, попирая ее, прямым путем к единодержавной власти, способной подчинить бунтующую феодальную стихию. Но она не хотела уступать без боя{281}.
Андрей, увидев своего опозоренного, остриженного посла и услыхав принесенный им ответ Ростиславичей, изменился в лице «и бысть образ лица его попуснел, — говорит летописец, — и вьзострися на рать, и бысть готов». Андрей немедленно собрал ростовские, суздальские, владимирские, переяславские и белоозерские полки, присоединил к ним войска рязанские и муромские и приведенных сыном Георгием новгородцев. Во главе с Георгием и воеводой Борисом Жидиславичем он двинул их на Ростиславичей, приказав теперь изгнать Рюрика и Давида даже и из их смоленской отчины, а Мстислава привести живым на свой суд. На юге северное войско Андрея, насчитывавшее 50 тысяч воинов, должно было соединиться с силами Святослава Всеволодовича черниговского. По пути движения к нему поневоле («нужею») присоединил отряд своих смолян Роман, вынужденный идти на родных братьев. По приказу Андрея присоединялись полки полоцких, туровских, пинских и городенских князей.