Все это показывает, насколько плодотворно продолжала развиваться разнообразная архитектура Владимира, разбуженная бурным строительством Боголюбского. Мы видим, как растет и ширится и материальная основа этого расцвета — культура ремесленников и мастеров. Они возрождают забытую выделку кирпича и технику кирпичной постройки, изготовляют уже не плитки, но майоликовую мозаику для полов храмов. Резчики по камню в совершенстве владеют своим художественным ремеслом, внося различные манеры в ансамбль резного убранства Дмитриевского собора. Рядом с великим художником-греком, расписывающим фреской этот храм, мы видим русского мастера-живописца, с успехом осваивающего и эту сложную отрасль монументального искусства.
Художественная культура Владимирской земли развивается особенно ярко потому, что, словно следуя за общерусским размахом политического кругозора Всеволода, владимирские мастера не замыкают своих интересов в границах своей земли, но используют художественный и технический опыт зодчих не только других областей Руси, например Чернигова и Рязани, но и Кавказа, Чехии и Балкан.
Важнейшей чертой владимирской культуры при Всеволоде становится дальнейшее расширение в ней светских элементов, связанное как с взаимоотношением князя и церкви, так и с ростом городской культуры. Эта светская струя в архитектуре сверкает особым блеском в пышной и литературносложной декорации Дмитриевского собора. Примечательно, что для его росписи был избран гениальный византиец, творчество которого в полной мере сохраняло эллинистические элементы византийской живописи, интерес к выразительной индивидуально-психологической характеристике человеческого образа и живой красоте земного мира.
Даже летописный труд 1178–1193 годов и составление нового, летописного свода 1193 года, осуществляемые каким-то духовным лицом, проникаются интересом к светским делам княжеской власти и семьи Всеволода{336}.
Всеволод умер в 1212 году, напутствуемый торжественным и скорбным некрологом летописца. Он был положен в белокаменной гробнице в северном приделе расширенного и украшенного им Успенского собора. Туда же перенесли саркофаг Боголюбского, поставив его напротив гробницы брата в глубоком аркосолии в стене галереи. Так останки обоих строителей могущества Владимирской земли, столь тесно сомкнувших свой труд, легли и по смерти рядом.
XI. Накануне нашествия
Правление наследников Всеволода обычно рассматривается как закат могущества Владимирской земли, время распада державы Боголюбского и Всеволода под давлением тех центробежных внутренних и внешних сил, с которыми вели неустанную борьбу эти «владимирские самовластны». Но в это время владимирская великокняжеская политика дает также и весьма существенные для последующих столетий результаты.
За год перед кончиной, в 1211 году, Всеволод, собрав сыновей, сделал распоряжение относительно престолонаследия. Он отдавал старшему, Константину, Ростов, а Юрию — Владимир. Однако Константин упорно отказывался от такого распределения, полагая, что нужно держать в одних руках и старый центр земли, и его новую столицу. Он понимал, что Владимир теперь был действительно центром княжества и властной общерусской политики, его желанием и было, по-видимому, стать единовластным владимирским князем. Но за его спиной стояли и интересы ростовских бояр, мечтавших о реставрации приоритета Ростова; с этими тенденциями Константин также должен был считаться. Поэтому он возражал отцу, «хотяше Володимеря к Ростову». Это был опасный вариант, — он вдохновлял ретроградные мечтания ростовской боярской знати и угрожал горожанам Владимира и младших городов возвратом режима боярской олигархии. Всеволод, прекрасно понимая всю сложность создавшегося положения, решился на смелый шаг. Он созвал представителей всех городов, и в их числе Владимира и Переяславля, на поддержку которых рассчитывал в своем новом решении передать старейшинство Юрию. И действительно, оно было принято: «и целоваша вси людие на Юрии; приказа же ему и братью свою». Это была крупная дипломатическая победа, вновь выдвигавшая на первое место союз князя и горожан, победа владимирцев и переяславцев над ростовцами. Но это же событие стало завязкой раскола земли и власти: «Константин же, слышав то, воздвиже брови своя со гневом на братию свою, паче же на Георгия». И сразу же по вокняжении Юрия Константин «нача рать замышляти на Георгия, хотя под ним взяти Володимерь»{337}.