Летописи сообщают о большом княжеско-епископском строительстве в Ростове и Ярославле{362}. По техническим и художественным приемам оно было отлично от строительства мастеров Юрия и Святослава, работавших в Суздале, Нижнем Новгороде и Юрьеве-Польском и развивших до высокого совершенства белокаменное мастерство и декоративную резьбу.
В дошедших до нас соборах Суздаля (1222–1225) и Юрьева (1230–1234) запечатлен большой творческий прогресс русских зодчих, с дерзкой самостоятельностью переосмысливавших архитектурные приемы XII века и проявлявших неисчерпаемую фантазию, в которой все сильнее звучали народные начала. В убор храмов входят образы русских сказок и легенд, церковные темы трактуются доступно для неграмотного зрителя. Внешний облик этих храмов разительно отличается декоративным богатством и нарядностью внутреннего убранства от тех строгих образцов византийско-киевской архитектуры, которым следовали столетием раньше, во времена Мономаха. За истекший век владимиро-суздальское зодчество проделало большой путь и ушло далеко вперед. Подобно Андрею, князь Юрий не дорожил устаревшими реликвиями — его мастера снесли собор в Суздале, созданный прадедом Мономахом, и построили на его месте новый. Этот нарядный собор впервые принадлежал горожанам, для которых были расширены и хоры, а в росписи храма усилились цветистость и жизнерадостная узорочность. Писанные золотом медные врата Суздальского собора представляли собой своего рода наглядную церковную энциклопедию с обстоятельными текстами, которая трактовала о мироздании, важнейших праздниках и событиях церковной истории. Как эти врата утонченной роскошной техники, так и росписи храма, его архитектура и резной убор были целиком делом своих, владимиро-суздальских художников, достойных и смелых продолжателей владимирского искусства эпохи Андрея.
О плодотворном развитии культуры при наследниках Всеволода с не меньшей яркостью свидетельствуют и литературные памятники. Выходец из Киево-Печерского монастыря Симон, владимирский епископ в 1214–1226 годах, бывший уже в 1197 году игуменом придворного Рождественского монастыря во Владимире и духовником великой княгини, своим посланием к печерскому монаху Поликарпу кладет начало обширному сборнику поучительных повествований о жизни и «подвигах» печерских иноков и об истории Печерского монастыря (Патерик). Они проникнуты религиозно-поэтическим чувством и одновременно реалистичны, правдивы. Этими чертами Патерик напоминает андреевское «Сказание о чудесах Владимирской иконы». Рассказ об участии варяга Шимона и греков в сооружении Великой печерской церкви как бы дает историческое обоснование того пути, по которому шли Мономах и его потомки, сначала перенесшие на север плодоносные ростки киевской культуры, а затем построившие новый культурный мир, смело обращавшийся к Западу и свежим творческим силам народа. Киевлянин по происхождению и культуре, епископ Симон проникнут глубокой гордостью за свою новую родину и ее богатства. «Святительства нашего власть сам веси, — писал Симон Поликарпу. — Кто не весть мене, грешного епископа Симона и сиа съборныа церкви красоты Владимерьскиа и другие Суждальскиа церькви, юже сам създах. Колико имеета градов и сел, и десятину събирають по всей земли той! И тем всемь владееть наша худость…» В этом отрывке нельзя не услышать чувств, созвучных «Слову» киевского митрополита Илари-она, говорившего о широкой известности и славе Русской земли{363}.
Но литература во время Симона уже не была монополией духовенства. Владимирский летописный свод, предпринятый по смерти Всеволода его сыном и наследником князем Юрием для прославления дел Андрея и Всеволода, составлялся уже светским писателем, возможно, принадлежавшим к числу придворных Юрия. Автор нового свода выступает как реформатор летописного языка, стремящийся устранить его архаизмы, сблизить его с живым языком, освободить изложение от излишнего обилия церковных сюжетов. Весьма вероятно, что эта реформа, проведенная последовательно и глубоко, была осуществлена по указанию князя. Летописный текст стал более легким для понимания рядового читателя. Свод был богато иллюстрирован владимирскими художниками, о рисунках которых мы можем судить по их копиям в знаменитом Радзивиловском списке летописи конца XV века. Миниатюры были как бы живописным комментарием к тексту, оживлявшим его и облегчавшим усвоение; с особой любовью были иллюстрированы те сюжеты повествования, которые касались истории Владимирского княжества и подвигов владимирских князей Юрия, Андрея и Всеволода{364}.