Лишь в советское время мы получили неожиданную возможность непосредственно и прямо взглянуть в лицо нашего героя. Скульптор-антрополог М. М. Герасимов создал скульптурный портрет — документальную реконструкцию облика Андрея Боголюбского по его черепу. Этот портрет вызвал горячие возражения, сомнения и споры, не прекращающиеся и теперь, — слишком неожиданным был в своей человеческой конкретности образ «владимирского самовластца». Он резко расходился с тем смутно рисовавшимся нашему воображению обликом русского князя, крупнейшего строителя жизни великорусского центра, который владел нашей мыслью, может быть, соединяясь с отвлеченным образом князя, созданным Антокольским в его Ярославе Мудром или с васнецовским «благостным» Андреем. Так с необычайной и впечатляющей деятельностью Боголюбского соединялся его остро индивидуальный и суровый облик: и внешне и внутренне он менее всего подходит под понятие святого князя, мощи которого покоятся во владимирском Успенском соборе.
Интерес к культу Боголюбского неожиданно возобновился почти ровно через сто лет после его канонизации. 11 марта 1801 года в Инженерном замке заговорщиками был задушен император Павел I, который нимало не напоминал умного и деятельного владимирского «самовластца». Сходным был лишь финал их жизни — смерть в итоге дворцового заговора. Однако в 1820 году, по-видимому, с одобрения Александра I, была сооружена богатая рака для «мощей» Андрея с пространными надписями в клеймах, в том числе — об убийстве Боголюбского «от московского дворянина Якима Степанова сына Кучки»{379}. Этим кончается церковная история Андрея.
Но с развитием изучения русской истории его деятельность вновь привлекает внимание, встречая в XVH1 и XIX веках столь же противоречивые оценки, как и в XII веке. М. В. Ломоносов в «Кратком российском летописце» никак не выделяет фигуру Боголюбского из вереницы князей XII века: «Андрей Юрьич Боголюбский, ради многих смятений князей киевских, видя сию столицу немощну, основал престол великого княжения во Владимире; был храбр. Победил болгар Волжских. Убит злодейским образом от московских дворян Кучковичев»{380}. Напротив, в «Ядре российской истории» князя А. Я. Хилкова подчеркнуто «самодержавство» Андрея: он, «пылая властолюбием и желая сделать себя над всею Россиею самодержцем, престол себе во Владимире утвердил», а затем с этой же целью изгнал и братьев{381}. В. Н. Татищев, работавший над своей «Историей российской» во время, ближайшее за канонизацией Боголюбского, подобно Ломоносову, не видит в Андрее никаких особых черт. Его портрет Андрея строится на основе панегирика в «Повести» об убийстве и противоположной отрицательной оценки Андрея Ипатьевской летописью: «Что же похвалы ему от писателей приписанныя принадлежит, то довольно от многих случаев видимо, что он в войне был храбр и полководец искусный, да притом набожен и справедлив, на церкви и попам многое имение раздавал, и для того писатели, яко духовные, должны были похвалу ему приписывать… Противно же того видно, что он наконец возгордел, в правлении недовольно был прилежен и неосторожен, и в военных походах на Болгары и Новград добраго распорядка не доставало, более же о ловлях и увеселении прилежал, для того, может, по смерти как духовные, так мирские о нем мало сожаления имели»{382}. Ничего принципиально нового в трудах Андрея Татищев не отмечает.
Князь М. М. Щербатов в своей «Истории российской» началом царствования князя Андрея Боголюбского и перенесением российской столицы во Владимир открывает особый отдел своего труда, охватывающий время до монгольского завоевания. Но фактически деятельность Боголюбского ничем не отличается у Щербатова от деятельности других князей, которые также «царствуют» на своих столах; какое реальное содержание вкладывал Щербатов, называя Андрея «самодержавным государем», неясно. Даже отец Андрея Юрий, по Щербатову, «соединял в себе все качества великого монарха: он был искусный и храбрый воин и в сии непросвещенные времена хитрой политик…»{383}.