Тем временем первые горячие лучи солнца светили уже в маленькие окна избы, освещая комнату и лица путешественников.
Давид сам заварил чай. У него всегда был большой запас в саквояже, потому что чай, покупаемый в небольшой лавке, нехорош и дорог. Скромный завтрак прошел очень оживленно. Все были возбуждены и веселы, как люди, полные любопытства и ожидания общей для всех опасности. Они не могли отделаться от представления, что переправа через границу царских владений дело серьезное. Давид уверял их, что нет ничего проще. Сотни людей переходят границу тайком, просто для того, чтобы не тратиться. Политические нелегальные, если только нет никаких особенностей в их внешности, могут переходить так же легко, как и все другие.
- А все-таки многие были арестованы, - сказала Анна Вулич, краснея.
Она немного волновалась, так как это было ее первым рискованным шагом. Но она была очень самолюбива и боялась, что ее замечание покажется другим признаком трусости.
- Конечно, были, - сказал Давид с негодованием. - А по чьей вине, если не по их собственной? Можно утонуть в ведре воды, если засунуть туда голову.
Как истый сангвиник* по темпераменту, Давид был склонен к преувеличениям. По его словам выходило, что граница - самое удобное место для прогулок взад и вперед. Он серьезно сердился на увальней, портящих репутацию границы и дающих пищу глупым рассказам об ее опасностях.
______________
* Сангвиник - человек живой, кипучий, увлекающийся.
Разговор о пограничных приключениях был прерван Острогорским, который первый обратил внимание на то, что контрабандист запоздал. Десять часов уже пробило, а его еще не было. Давид зашел в шинок, но Шмуля не оказалось дома. Что-нибудь да случилось. Острогорский, раздражительный по природе, стал волноваться.
- Неужели нам придется еще раз переночевать здесь? - спросил он с желчной улыбкой.
Давид спокойно объяснил, что этого опасаться -нечего. Если контрабандист не явится к одиннадцати часам, он устроит дело иначе.
Один Зацепин не ворчал и не приставал с вопросами. Он верил Давиду, как солдат полководцу, и по природе своей был чужд сомнений.
Когда Шмуль показался в дверях, Давид встретил его целым градом упреков. Контрабандист стал извиняться: остановка вышла не по его вине; по случайности караульный, с которым он условился, не был назначен на утреннюю службу, и на него можно рассчитывать только вечером.
Дело осложнялось. В этот день была пятница; через несколько часов начинался шабаш, и тогда самая заманчивая награда не заставит еврея-контрабандиста нарушить субботний отдых.
Давид был взбешен.
- Не сердитесь, пан Давид, - успокаивал контрабандист, - вам не придется пережидать субботы. У меня есть два паспорта для господ, а моя дочь встретит нас по пути к переправе и передаст своей барышне. Мы можем отправиться тотчас же.
Давид объяснил по-русски, что случилось, и передал паспорта двум мужчинам. Паспорта были не настоящие заграничные, а простые свидетельства, выдаваемые пограничным жителям, у которых есть дела по обе стороны границы и которым нужно постоянно ездить взад и вперед.
Оба путешественника развернули паспорта, чтобы прочесть имена, на которые им придется отвечать в случае необходимости. Чтение документа произвело необычайное действие на Зацепина.
- Посмотрите, что за ерунду вы мне принесли! - крикнул он Шмулю. - Ведь это женский паспорт!
- Да, - ответил Шмуль, - так что же за беда?
Спутники Зацепина с любопытством и изумлением взяли у него бумагу, чтобы удостовериться в ее содержании.
Не могло быть никакого сомнения. В паспорте было написано крупными буквами и несколько пожелтелыми чернилами: "Сара Гальпер, вдова купца Соломона Гальпера, 40 лет от роду".
- Надо переменить паспорт, - сказал он контрабандисту. - Не могу же я сойти за вдову!
- Почему нет? С божьей помощью сможете, - сказал Шмуль, подняв руки вверх, как крылья херувима, и мигая глазами. Зацепин, который не имел такой веры в божий промысел, настаивал на своем; тогда Давид, которого потешала досада приятеля, вмешался наконец.
- Это не имеет никакого значения, - сказал он. - Вы сами в этом убедитесь.
Зацепин пожал плечами: как мог он сойти за вдову сорока лет, было выше его понимания; но раз Давид посвящен в эту тайну, значит, все обстояло благополучно.
Путешественники приготовились к отъезду. Они должны были ехать с пустыми руками, потому что на границе было правилом, что люди и товар должны переправляться отдельно: на товар, годный для продажи, пошлина больше, чем на обыкновенные человеческие создания, не имеющие рыночной цены. Острогорский, имевший с собой только небольшой чемодан с рукописями, не мог взять даже его. Давид должен был позаботиться обо всем. Он взялся доставить вещи другой дорогой и обещал присоединиться к ним на той стороне через короткое время.
У ворот они встретили сына Шмуля, который передал Вулич паспорт своей сестры.
- Теперь все готово, - сказал Давид.
Они пожали друг другу руки и расстались.
Зацепин и контрабандист шли впереди. Остальные двое следовали на некотором расстоянии, чтобы не обращать на себя внимания. Через двадцать минут они очутились у грязного маленького ручья, который и курица перебредет в сухую погоду. Вдоль берегов его тянулась плоская, голая равнина с глинистой почвой, проглядывавшей промеж жидкой травы. По обе стороны стояли кучки мужчин и женщин. Плоскодонный плот, похожий на старую стоптанную туфлю, плавал и желтой воде. Седой полицейский с красным суровым лицом стоял на носу с обнаженным тесаком.
Как только плот подошел к берегу и пассажиры высадились, наши путешественники, по знаку своего провожатого, вскочили на него, и за ними набилась дюжина мужчин и женщин до того, что они чуть не толкали друг друга и воду.
- Довольно! - закричал полицейский, отталкивая напиравшую толпу. И, обращаясь к уместившимся на плоту, сказал повелительным тоном: - Ваши паспорта!
Это была граница. По левую сторону грязного ручейка была Россия, по правую - Германия.
Все вынули паспорта, которые были собраны в кучку и переданы столпу порядка и закона. Подняв палец кверху, он поспешно пересчитал число голов и потом число документов. Так как оба сходились, он передал их обратно ближайшему из пассажиров и крикнул: "Готово!"
Паромщик, у которого не было ни шеста, ни руля, оттолкнул свое судно от России и в следующую минуту ударился о Германию. Пассажиры Давида высадились на берег. Все было кончено. Они были в Европе, вне власти царя.
- Как это все просто! - воскликнула, улыбаясь, Вулич.
Они почувствовали большое облегчение и, громко разговаривая, направились в деревню, где должны были ждать Давида.
Если бы они не были так заняты собой, то заметили бы прилично одетого молодого человека с темными глазами и бледным лицом, который, проходя по улице, остановился, приятно пораженный звуками чистой русской речи.
Это был Андрей, прибывший уже пять дней тому назад на место, указанное в письме Жоржа. Ожидая с часу на час приезда Давида, который должен был его встретить здесь, он умирал со скуки.
Он сразу догадался, что эти трое были из компании Давида. Ему хотелось заговорить с ними, но он удержался. "Вдруг они окажутся чужие. Осторожность никогда не мешает. Если они приятели Давида, то и сам Давид, вероятно, недалеко".
Глава IV
НОВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Вернувшись в гостиницу, Андрей позвал слугу и сказал ему ломаным немецким языком, что будет целый день дома, на случай, если кто-нибудь спросит о нем.
Окна его комнаты выходили на большой зеленый сквер, к которому вело несколько улиц. Он стал наблюдать за прохожими и около одиннадцати часов заметил издалека неуклюжую фигуру Давида, быстро шагавшего в тяжелом сером пальто, которое он носил круглый год.
Андрей сбежал с лестницы; приятели встретились у входных дверей и крепко расцеловались.
- Признайся, ты, верно, здорово бранил меня за то, что я заставил тебя так долго ждать? - спросил Давид, ласково хлопая Андрея по плечу
- Бранил, но не очень. Я боялся, не приключилось ли чего с тобой.
- Вот пустяки! Что может статься со мной? Я просто захлопотался, собирая небольшую партию для переправы через границу. Двух зайцев одним ударом. Оно и дешевле и скорее.
- Я, кажется, видел твою партию на переправе час тому назад.
- Возможно. Зацепин между ними; ты должен с ним познакомиться.
Они были уже в комнате Андрея. Давид снял пальто, бросил его на кресло и уселся.