- Да! Пожалуй, ты всем бы парень ничего, да сопливый.
- Где? - Андрей трет кулаком нос. - Видишь, нету.
Расстилаю спальный мешок. Подбрасываем в печку дрова покрупнее. Андрей зыркает из полушубка.
- Ну что, Андрей, подкрепился? Укладываться будем.
- Будем, дед. А ты не замерзнешь? Давай вместе. Я тебя греть буду, говорит пацан серьезно.
- Ладно, давай!
Он уже не может скрыть радости - ныряет в мешок. Я разуваюсь, развешиваю портянки.
- Не хочешь на улицу? - спрашиваю. - А то еще уплывешь.
Андрей соглашается и лезет в мои валенки. Я - в мешок.
Андрей возвращается с улицы, забирается мне под мышку. Холодный.
- Звезды совсем близко к земле, скоро светать будет, - шепчет он. - А ты не очень устал, дед? Может, поговорим?
- Устал, - говорю, - спи, завтра баню топить будем.
- А сказку?
Рассказывай всю ночь напролет, Андрей не сомкнет глаз. Особенно любит он сказки, где люди и звери выручают друг друга. Честность и смелость главная тема наших сказок. Мы их сами придумываем, и Андрей всегда один из героев сказки. Которые ему больше нравятся, просит повторить. А я, как правило, забываю, сбиваюсь. Он поправляет меня. У него хорошая память. Чувствует характеры. Как-то рассказываю про росомаху, про то, что она ходит за медведем - такая страшная, лохматая, ленивая - и все хватает куски с медвежьего стола. Наестся и валяется, пока не проголодается.
Андрей в знак благодарности жмется ко мне. Мне нравится принципиальность Андрея: его за конфетку не купишь.
- А брать меня с собой будешь, ведь ты мой дедушка?
Днем солнце пригрело в полную силу. Выпрямились кое-где и заголубели стланики. Отклеились от неба заснеженные горы и отчетливее обозначились у горизонта.
Ребята собирают переходную анкерную опору. Выбирают из кучи изоляторы, комплектуют. Андрей тоже помогает - укладывает болты.
Вернулся с трассы трактор с метизами*. Тракторист поставил его под уклон на горе, а сам подсел к нам. Закурил. Вдруг, смотрим, трактор посунулся и стал набирать ход. Мимо нас мелькнули испуганные глазенки Андрея. Нас как ветром сдуло за ним. Трактор, высекая гусеницами искры о торчащие из-под снега булыги, катился по крутяку, набирая скорость. Километра через полтора-два спуск кончается обрывом. Парни сломя голову бегут за трактором, я тоже бегу, передо мной пружинисто поднимается смятый тягачом кустарник. И откуда сила берется. Доносится глухой треск. Подбегаю. Тягач завис над пропастью. Одна гусеница еще вращается вхолостую. Парни барахтаются, тащат Андрюшку из кабины. Он хватается за рычаги и отчаянно кричит:
- Что вы меня, дед вам даст! - Лицо перемазано кровью, из уха тоже течет кровь.
_______________
* М е т и з ы - болты, гайки, костыли, скобы и т. д. - все для
монтажа ЛЭП.
Хватаю Андрюху и тащу в гору. Бог мой, какие колдобины, цепкий, как колючая проволока, кустарник. Едва дотащил до палатки. Раздеваю, ощупываю: кости целы, руки, ноги тоже. Талип грозится всыпать Андрею, выпроваживает ребят. Все успокаиваются. Я сажусь за стол составлять форму.
Андрей трется около моей ноги, о чем-то спрашивает, я не слышу.
- Ты со мной не разговариваешь, да?
- Почему не разговариваю, просто я занят.
- А я тогда буду стол строгать.
- Так мы с тобой, Андрюха, не договоримся.
- Договоримся, договор дороже денег, ты же ведь сам говорил, бугор тоже говорил.
- Ты не слушаешься.
- Слушаюсь, слушаюсь. - Андрей поднимает глаза и не мигая смотрит на меня. - А кто инструмент собирает, не я, скажешь?
- Это хорошо. Молодец, Андрюха.
- И ты, дед, молодец, - серьезно замечает он. - А то бы эта техника инструментальная до сих пор валялась где попало.
Я беру Андрея за руку, привлекаю к себе и серьезно говорю:
- Надо нам с тобой, Андрюха-горюха, подумать о матери.
- Да ну? - оживляется Андрей. - А какая она? Не кричит, хорошая?
- Милая, ласковая.
- А Талипа возьмем?
- Талипу надо строить ЛЭП.
- А мне не надо? Я ведь тоже строю!..
На том и покончили.
Нет, не умею я с Андреем разговаривать. Оделся и ушел в горы-гольцы. Стою под самым небом. Низкие беспокойные тучи плывут над туманом. Горы далеко внизу. В расщелине еле дымит поселок. Думаю об Андрейке.
Почему-то все ребята считают, что я на него имею больше прав. Почему? Димка с Галкой даже просили его у меня, хотела Галка увезти к своей матери. А теперь, не знаю, что делать. Где я буду завтра - неизвестно. Ничего не могу придумать. Пацану нужна школа, близкие, любящие его люди. У меня в кармане телеграмма - вызывают в управление. Несчастный случай на производстве, я, прораб, в ответе, но какое бы решение ни приняли, не могу я Андрея вот так оставить. Не могу, и все тут. Просеку буду рубить, все что угодно, пока не определю его. Андрей еще не знает, что Седой умер. Мы ему не говорим. Мальчишка к нему был привязан. А может быть, в таких случаях надо говорить? Все это получилось очень нелепо. Седой отморозил ноги. В тот день, когда он нес заболевшего Талипа из тайги, дул сильный холодный ветер. Седой снял с себя портянки - замотал Талипу лицо и руки. Когда дотащил до палатки, разуться не смог - ему разрезали сапоги, а ноги у него почернели.
Я так и не поговорил с ним напоследок. Заезжал раз в больницу - Седой лежал на спине, прикрытый одеялом, увидел меня, улыбнулся, сдул упавшую на глаза прядь волос.
Я смотрел на Седого: не лицо - земля. Только и есть всего - глаза. А он все улыбался.
- Слушай, - сказал он тихо. Губы у него потрескались. - У меня к тебе просьба - присмотрись к Полине Павловне, пожалуйста. Это стоящий человек. Если попросит, отдай ей Андрюху. И еще, - Седой набрал воздуха, в груди у него сильно свистело, - не пиши матери, пусть живет надеждой. Обещай, дед!
Я попрощался с Седым и вышел в коридор.
Доктор отвела меня от двери.
- Что за человек ваш Талип? Салават Юлаев? Я его боюсь. Даже судно не доверяет, все сам и спит тут. Я уже смирилась, а он все свое: не будете лечить как следует - башка сикирить буду. Кто знает, что ему в голову взбредет.
Успокаиваю доктора и спрашиваю про Седого. Доктор пожимает плечами: начался двусторонний отек легких.
А я так и не поговорил с ним, хотя были мы старыми товарищами. Ну что же, теперь придется попристальнее приглядеться к Полине Павловне...