В 1980 году Андропов был единственным членом Политбюро, публично предупредившим, что детант находится в опасности и настойчиво призывавшим к переговорам с Западом, несмотря на санкции Вашингтона против СССР /22/.
Черненко пошел еще дальше: в своих предвыборных речах и выступлениях в 1980 году он ни словом не обмолвился о своей поддержке советского вторжения в Афганистан, а в 1982 году посмел говорить чуть ли не в духе ревизионизма о необходимости равновесия между идеологической, организационной и хозяйственной работой /23/. Реформизм Черненко был, разумеется, показным, кажущимся, — он не предполагал серьезных изменений в социальной структуре общества. Это была попытка, не раздражая «большого босса», угодить либералам.
К 1982 году, однако, наибольшие шансы наследовать Брежневу были у Кириленко. Он, будучи вторым (после Брежнева) секретарем Центрального Комитета, располагал возможностью создать в партаппарате Москвы собственную политическую машину. У него был богатый опыт ответственной работы в партийных организациях. Кириленко поднялся при Сталине — в период чисток 30-х годов. В 1941 году он, раньше Брежнева, становится вторым секретарем обкома в Запорожье. Спустя десять лет Кириленко сменяет уехавшего в Молдавию Брежнева (возможно — по брежневской рекомендации) на должности первого секретаря Днепропетровского обкома на Украине. Еще семь лет (1955–1962 гг.) он возглавляет партийную организацию Свердловской области — важнейшего экономического центра страны. А с 1962 года он — в Центральном Комитете: член Политбюро, первый заместитель председателя Бюро ЦК КПСС по Российской Федерации, а затем — второй секретарь ЦК КПСС.
Кириленко сосредоточил в своих руках необъятную власть: надзор над партийным аппаратом и кадрами и контроль за правительством; он курировал центральное планирование и экономику. И при этом он был не младшим партнером Брежнева, а почти равным ему соратником: единственный из советских руководителей, он получил привилегию говорить Брежневу «ты» и воспользовался ею, публично поздравляя Брежнева с 70-летием. Но именно это и погубило его.
Брежнев, остерегаясь заговора, постоянно тасовал колоду Политбюро. Не меняя ее так часто, как Хрущев, он время от времени ущемлял членов Политбюро: критиковал Романова за барские замашки, Косыгина и Мазурова — за развал промышленности и неудачи в экономике, Гришина — за нерасторопность и инертность, Щербицкого — за украинский национализм, Полянского — за хронические неурожаи. Так создавалось равновесие сил: комплекс неполноценности и вины распределялся равномерно между всеми членами Политбюро. До 1979 года в долговременных фаворитах не ходил никто из них. Генсек обходил своим праведным гневом лишь Кириленко и Суслова, которых побаивался.
Во второй половине 70-х годов начинается стремительный взлет Черненко: из заведующего Отделом ЦК — в секретари ЦК; оттуда, меньше, чем за два года — в кандидаты и далее — в члены Политбюро. Близость Черненко к высшей власти и услуги, оказываемые им Генсеку, создали Черненко много врагов, но повышение Черненко позволило Брежневу ограничить и сузить влияние и возможности Кириленко. Из-под контроля Кириленко изымаются и передаются Черненко в 1978 году военная промышленность, а в 1979 году — кадры и организационная работа, опираясь на которую он, с благословения Генсека, пытается (но не успевает) завербовать сторонников в различных звеньях партийного аппарата. Означало ли ограничение полномочий Кириленко начало его конца? Ответ двойственный: и да, и нет: Брежнев не желал видеть рядом с собой в Политбюро равноправного законного престолонаследника; но он не возражал против сохранения за Кириленко ограниченного влияния и милостиво оставил за ним экономику и государственное планирование. «Голову» Кириленко годом позже потребует Черненко, когда попытается подхватить «рычаги власти», выпадающие из рук безвольного, деградирующего Брежнева. Но тут решительно воспротивится Суслов, решивший, в соответствии со взятой им на себя ролью «совести партии», защитить право второго секретаря ЦК стать со временем первым. Возможно, Суслов хотел войти в историю «делателем Генсеков» (однажды это ему удалось с Брежневым, так почему бы не попытаться еще раз — после Брежнева?). Черненко, выскочка, правитель милостью хозяина, его не устраивал; Кириленко был понятнее: рос в советской системе постепенно, как истинный бюрократ; шел к власти естественно, поднимаясь с одной партийной ступеньки на другую. Ему, решил Суслов, быть наследником Брежнева.
Так в Политбюро и Секретариате Центрального Комитета к 1979 году складываются противостоящие группы, отражающие расстановку сил в борьбе за наследство Брежнева. Первая группа включала членов Политбюро Кириленко и Суслова, кандидата в члены Политбюро Пономарева, кандидата в члены Политбюро, председателя Совета Министров РСФСР Соломенцева. Первые трое из них были также секретарями ЦК.
Вторая группа была более многочисленной. Она была также сильней своей близостью к Генсеку: ее лидеру Черненко он планировал (во всяком случае, обещал) передать власть когда-нибудь в будущем (тем не менее отодвигая его всякий раз после очередного сердечного приступа). В нее входили члены Политбюро и секретари ЦК Черненко, Горбачев, Пельше (председатель Комитета партийного контроля), первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Кунаев; кандидаты в члены Политбюро — первый заместитель председателя Совета Министров СССР Тихонов, министр культуры Демичев, заместитель Председателя Президиума Верховного Совета Кузнецов, первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Киселев и секретари ЦК Зимянин, Русаков, Долгих.
Был в ЦК и еще один альянс, который сложился в самом конце 70-х годов, по мере развития болезни Брежнева. Он объединял трех членов Политбюро. Лидером альянса был Андропов — председатель Комитета Государственной безопасности, а его соратниками — Гришин — первый секретарь Московского и Романов — первый секретарь Ленинградского обкомов. Эта группировка Политбюро преследовала те же цели, что и две другие: захват всей полноты власти (программа максимум) или, по крайней мере, участие в распределении власти после ухода или смерти Брежнева (программа минимум). Но существовало и различие. Группа Андропова, особенно в период своего становления и оформления, подчеркивала и выпячивала свой русский национальный состав и характер.
250 лет русским государством управляли инородцы. Около двух столетий, после Петра I, это были немцы из российской династии Романовых, а затем, после нескольких месяцев безвластия февральской революции, коммунистические правители: несколько лет Ленин, который, будучи по происхождению русским наполовину, по мировоззрению был космополит; 29 лет — грузин Сталин, еще 29 лет — обрусевшие украинцы Хрущев и Брежнев (по другой версии — обукраинившиеся русские). Великорусский национализм оказался в руках Андропова эффективным инструментом для сколачивания в Политбюро собственного блока.
Вне групп, балансируя между ними, долгое время находился Косыгин. В такой позиции было как известное преимущество — его поддержки добивался в равной степени Кириленко и Черненко, так и недостаток: когда Брежнев, тяготившийся им последние годы, решился наконец отправить Косыгина в отставку, оказалось, что никто в Политбюро не захотел поддержать ставшего неугодным премьера. Председателем Совета Министров и членом Политбюро стал Тихонов.