Холодный чай, как известно, и вовсе не чай, а вчерашняя заварка и вообще яд для организма. Так, по крайней мере, утверждают те, кто открыл древний напиток для человечества…
Вой пилорамы нисколько не изменился, если не стал более пронзительным. Сиваков кивнул, как старому знакомому, и подал знак немного обождать. Сели там же у входа в ангар на приготовленные к отправке оконные блоки.
— Как дела? — поинтересовался для приличия Виталий Борисович, задав дежурный и ни к чему не обязывающий вопрос.
— Уехал куда-то, кризис перепроизводства, — ехидно улыбнулся Николай, — обещал в неоплачиваемый отпуск отправить.
— Капитализм, — согласился оперативник и терпеливо выждал — парень сунул в рот сигаретку.
— Ты говорил, отец Сидорчуку гроб мастерил, не можешь припомнить, как это было?
Николай с удивлением глянул.
— Да как я вспомню, если меня в то время не было.
— А фотография откуда? Он же не балерина или артист, чтобы фотографии дарить?
Николай с ответом не спешил, загонял в себя никотин и поглядывал, как тлеет сигаретка.
— Батя у меня мастер был. А что такое мастер? Специалист своего дела, глянет на человека и скажет его размер.
— Ты думаешь…
— Ну, конечно, — подхватил Николай, — снимок ему принесли, чтобы гроб заказать и в рамку вставить.
— А почему не вставили?
— Чего не знаю, того сказать не могу. Может, передумали, а может, другой портрет сделали, больший по размеру.
— Логично, — согласился Виталий Борисович и тут же спросил, — а как ты решил, что перед тобой покойник?
— Так покойник и был! Я же вам объяснял: глянул он, и мурашки по коже.
— В плаще?
— Ну да, в плаще и бледный, как смерть.
— Ничего не говорил?
Николай поперхнулся.
— Вы чего! Он же покойник! Как он скажет?
— Сказать не может, а взгляд бросить — может? Или ему гроб не понравился?
— Как не понравился?
— Тесноват или по длине не подошел, — заметил Виталий Борисович, нисколько не опасаясь выглядеть законченным идиотом. — Вот он к тебе и явился, так сказать, выразить претензии.
— Да ну вас!
— А если… — мысль показалась абсурдной, и, тем не менее, несла в себе определенный смысл, — а если его в гроб не положили! Гроб есть, и фотография есть, а покойника нет? У нас же подобные казусы случаются довольно часто. Нужно похоронить человека, отдать ему все причитающиеся почести, а его, бедного, нет!
— Думаете, не положили?
— А чего он шастает? Чего ему не лежится? А если положили, и он шастает — уже другая причина. И искать нужно другую причину.
Сиваков закрутил головой.
— Это не ко мне, это к батюшке, в церковь сходите, они объяснят.
— Спасибо тебе, Коля, — Виталий Борисович был уже на ногах, — подсказал ты мне дельную мысль.
Кто — кому подсказал — непонятно, так как еще долго Сиваков пребывал в странном состоянии, глубоко сожалея о том, что поделился за кружкой пива о своей встрече с покойником.
Интуитивно Виталий Борисович чувствовал, что находится на пороге открытия, какого именно — неизвестно. Но то, что это будет еще один шаг вперед, не сомневался. Вот только куда следует сделать этот шаг? В какие двери постучаться и куда войти?
Клавдия Степановна, о которой товарищ Шумный стал уже забывать, явилась к нему в новом облике — в черной форме, блестящих сапогах и фуражке, из-под которой выбивались светлые кудри.
— Хайль, — сказала гражданка Мухина и ловко ударила по голенищу хлыстом — Виталий Борисович растерялся. Затем приблизилась и коснулась хлыстом уже подбородка — товарищ Шумный хотя и не видел своего подбородка, но почувствовал запах кожи и замер еще более растерянный.
— Du bist очень, очень настырный. Warum? Почему гер полицейский есть настырный?
В школе Виталий Борисович изучал английский, то есть приходил в класс и вместе со всеми что-то кричал вслух на непонятном языке. Память заботливо сохранила и некоторые слова. К примеру, вполне уверенно и, главное, осмысленно он мог в любой момент сказать: this is a table, что в определенной степени приобщало его к иной культуре и языку. Однако в замешательство привела не форма, в которую облачилась Клавдия Степановна, а что стояло за этой формой. А за ней проглядывалась женское желание и еще какая-то неизвестная и колдовская сила.
— Nicht verschtehen, — неожиданно для себя выдал Виталий Борисович, — ich been английский язык в рамках средней школы. Удовлетворительно — satisfaction.