— Лекцию о свойствах талантливого зла выслушал?
— Да-а, лекцию своего рода… Стоп! Вспомнил! В Питере однажды, на заре перестройки, нас, молодых начинающих журналистов, толпой пригнали на лекцию «О некоторых особенностях человеческого мозга». Вот он, этот самый Каширин, ее и читал. Только фамилия у того лектора была другая… Какая, не помню!.. Ей-Богу, Слава, это он! Тогда нас поразили рассуждения лектора о схожести причин появления талантливых людей. «Мол, жизнь требует и порождает гениев как добрых, так и злых, потому что если бы существовали одни добрые гении, зло бы погибло. Между тем все должно быть в мире уравновешено. Поэтому добрым гениям природа противопоставляет злых». Тогда, помнится, нас, сопляков, его рассуждения, мягко говоря, удивили, хотя многие и согласились с такими выводами. Но самое главное, чем мне запомнился этот лектор, — он вдруг пустился в размышления о том, что понятия добра и зла относительны, так же как понятия красивого и уродливого. Сказал: «То, что в Европе считается прекрасным, на островах Полинезии может показаться уродливым, и наоборот». Этот тезис мне ярко запомнился, хотя показался явным бредом. Но возразить ему я почему-то не решился, хотя казалось бы — чего проще? Существуют четко определенные нормы человеческой морали, хотя бы Десять Заповедей. Все, что противоречит этим нормам, — зло для человека… Точно он! Но почему другая фамилия? И как сюда попал?
— Выясним, — сказал я и решил уточнить: — А что он по поводу непонятных смертей, воскрешений и похищений говорил?
— По сути дела, ничего. Сказал, что надо искать преступников.
— Но у него свое мнение есть по этим загадкам?
— То же самое, что и у тебя. Нет, говорит, ничего мистического. Есть люди, которые все это организовывают. Вот здесь он и начал рассуждать о гениальности преступников. Впрочем, говорил без восхищения, но и не порицая. Нейтрально.
— Ты бы поговорил со своими коллегами из местных газет. Они должны знать, как и когда появился здесь Каширин, — решил я озаботить Алексея очередным заданием. И добавил: — Вернусь из Питера, может, что прояснится.
Я решил, что пора перед дорогой передохнуть, и предложил Алексею разойтись по номерам. Правда, спросил перед тем, как попрощаться:
— Призрака не опасаешься? Может, вместе ночку просидим?
— Теперь уже не страшно, — улыбнулся Леша. — Вроде как свое существо, хоть и не материальное.
— Ты, кстати, о призраке не упоминал в разговоре с Кашириным? — спросил я, испугавшись почему-то за друга.
— Нет, промолчал. Сам не знаю, почему. Постеснялся, что ли…
— Правильно сделал, — я облегченно вздохнул. — О таких интимных вещах лучше помалкивать. Ну, прощай, будь здоров!
Мы разошлись по своим комнатам.
Ночью я спал плохо, прислушивался к шорохам в коридоре, ждал, не постучится ли ко мне Леша. Но ночь прошла тихо, и утром я отправился на вокзал. В вагоне влез на верхнюю полку и проспал почти до самого Петербурга.
С Московского вокзала я заехал ненадолго домой. Жена Ася была на работе. Я принял душ, перекусил купленными по дороге с вокзала сосисками и надел свой рабочий костюм: старый бело-серый камуфляжный комбинезон, который я намеренно с помощью Аси несколько видоизменил. Превратил военный покрой в обычный, гражданский. Работать в нем было удобно, особенно изображать пижонистого сантехника. В данном случае для той цели, которою я преследовал сегодня, костюм бы в самый раз.
Мне предстояло, не привлекая особого внимания честных граждан города Санкт-Петербурга, войти в парадную дома, где жил Олег Владимиров, незаметно для соседей вскрыть дверь его квартиры и без всякой санкции произвести обыск.
Я знал, что официальный обыск здесь уже производился, но надеялся найти то, на что не обратили внимание мои коллеги из государственной бригады.
Предварительно я позвонил в квартиру по телефону. Никто трубку не взял. Потом я проехал на лифте на последний этаж и, стараясь ступать бесшумно, спустился на третий. Огляделся.
На площадке было четыре квартиры. В двух дверях, из которых меня могли увидеть, не было глазков, третья располагалась на одной линии с той, куда мне предстояло войти. Замок простенький. Вскрыл я его за несколько секунд. Правда, за первой дверью оказалась вторая — более мощная, но она была открыта. Мысленно пожурив оперативников за халатность в отношении к чужому имуществу и одновременно возблагодарив их же за невольную помощь, я вошел в прихожую, бесшумно прикрыл наружную дверь и прошел в комнату, решив оставить кухню на потом. У окна стоял письменный стол, слева, в нише, кровать, справа вдоль стены были укреплены полки с книгами. Обстановка, надо сказать, довольно скромная.
Я решил начать с письменного стола. Бегло просмотрел ящики, обнаружил, что в них основательно порылись: бумаги были все в беспорядке. Прошел вдоль книжных полок, вошел в нишу, присел на диван. Перед диваном стоял небольшой книжный шкаф. Книги в основном художественные, современного «производства» и старых времен, все больше поэзия. Стояли томики Ахматовой, Мандельштама, Волошина, Евтушенко. Подивившись многообразию вкусов хозяина, я заглянул на нижнюю полку. Здесь книжки были свалены в кучу. Я разгреб груду, вытащил наугад: сборник фантастики Айзека Азимова. Полистал его. В середине лежал бумажный листок, очевидно служивший читателю закладкой. На бумажке — номер телефона и имя: Ольга.
«И то ладно, — подумал я. — Хоть что-то мне братья-сыщики оставили». Покопавшись еще в книгах, я вдруг заметил голубенький уголок, торчавший из-под двух листов бумаги. Зачем-то эти два листа были положены на книжную полку. Я поднял их, увидел слово: Сбербанк — и вытащил то, что скорее всего видели опера, но почему-то не взяли с собой.
В Сбербанке у Олега Владимирова хранилось шесть тысяч долларов на валютном счету, причем сравнительно недавно, два месяца тому назад, было снято со счета четыре тысячи. А две недели тому назад на этот же счет кто-то внес три тысячи. Олег сделать этого не мог. Он лежал в больнице. Я взглянул на титульный лист. Книжка на предъявителя. Значит, некий благодетель решил осчастливить раненного во время катастрофы держателя книжки и вложил три тысячи долларов. Не так уж много, между прочим, если Олег замешан в ограблении… Но и не мало, если он в нем не участвовал…
Я положил книжку на место, еще раз огляделся. Надо сказать, что, несмотря на производившийся обыск, однокомнатная квартирка выглядела чистой и ухоженной. Очевидно, здесь хозяйничала женская рука. Возможно, женщина была здесь даже после обыска.
Я еще раз повертел в руке бумажку с телефоном какой-то Ольги и вышел на кухню. Здесь стоял чисто прибранный стол, четыре табурета, холодильник, кухонный стол. Над ним, на стене, на болтах висел ящик.
На холодильнике красовалась фотография девушки в рамке. Я взял ее. На обороте красивым округлым почерком было написано: «Дорогому Олежке на долгую память. Любящая тебя Валя». Та-ак. Кроме Оли появилась Валя. Надо бы уточнить, как говорил наш незабвенный первый и последний президент Союза ССР: «Кто есть ху?»
Телефон стоял на журнальном столике в комнате. Я набрал номер Оли. Ответила женщина. Судя по голосу, в возрасте. Сказала, что Оля на работе.
— Это говорит друг Олега Владимирова, — бойко начал я.
Меня тут же перебили.
— Которого Олега? Того, что бандит? Так мы его знать не хотим, — отрезала женщина.
— Почему же бандит? — искренне возмутился я. — Попал человек в катастрофу, лежит в больнице, просил меня позвонить Оле, привет передать.
— Слышали мы про эту катастрофу. Поезд взорвал твой дружок. И нечего к Ольге приставать. Больше не звони.
— Да мне бы ее саму повидать, — робко попросил я. — Все-таки привет-то лично ей Олежка передавал.
— Я вот сейчас в милицию позвоню и скажу, что у бандита дружок объявился. Тебя враз схватят! Сказано, не звони! Они еще когда с Оленькой поругались! Бог миловал от таких ухажеров!
— Ну, извините, — решил отступить я. — Значит, так и передам Олегу, что Оля его видеть не хочет.
— Вот так и передай, — подтвердила суровая дама и повесила трубку.
«Ладно, — подумал я. — С Ольгой еще выясним. Теперь надо уточнить вопрос с Валентиной».