«А это так и должно быть, интересно? Разве мужской орган может быть таким выпуклым и большим?» – зависла я на его ширинке. Зачем вообще кинула туда взгляд?! Стыдоба-то какая! Плохая-плохая Надя! Вот проснется он сейчас и отчитает тебя, причем за дело!
Ругаясь на саму себя, я отступила от кресла Владимира Алексеевича и, схватив свой мобильник, пошла сторожить курьера.
Собственные мысли и ощущения ставили в полный тупик. Можно подумать, впервые увидела привлекательного мужчину! Ведь уже не первую неделю работаю с этим человеком бок о бок, а тут на тебе, фантазии меня захватили!
Может, дело в том, что я его вчера трогала? Или я просто устала?
– Вот вернусь домой и буду смеяться над своими глупыми мыслями, – шепчу я себе, успокаивая. – А с Сашей надо разобраться, как и с мамой, – тяжело вздыхаю, смотря на улицу через французские окна от пола до потолка. – Живут же люди… – оглядываюсь вокруг, не веря, что всё это происходит со мной наяву: шикарный дом, в котором я вынуждена «гостить», строгий шеф, на которого я зачем-то пялилась, представляя себе всякие непристойности. – Кому-то всё, а кому-то, увы, ничего…
Отвлекшись, я даже не сразу слышу, как в дверь звонит курьер, и, опомнившись, впускаю его в ворота, но, к моему удивлению, заказ приносит охранник и, молча передав мне пакет, удаляется на свой пост, на что я лишь качаю головой:
– Такой же робот, как его хозяин.
Иду на кухню, где раскладываю еду на тарелки и готовлю чай, так как не уверена, можно ли моему начальнику кофе после сотрясения мозга. Надо бы почитать в интернете…
Разложив всё, иду обратно в кабинет, надеясь, что мужчина уже проснулся, но и тут меня ждет одно сплошное разочарование, ибо Владимир Алексеевич всё так же продолжает спать, откинувшись на спинку своего очень удобного, судя по виду, кресла. И мучают его кошмары, ведь лицо напряжено, а на лбу вздулась вена, даже руки вцепились в подлокотники так, что аж пальцы побелели.
– Владимир Алексеевич? – робко зову я с порога, пытаясь добудиться его, но мужчина не реагирует. Подхожу ближе и зову снова, но опять-таки ноль реакции. Понимаю, что придется растормошить, да и пугает глубина его сна. Все-таки травма головы вещь серьезная.
Наконец у меня получается разбудить босса, он вздрагивает и подтягивается на кресле, начинает часто моргать, вертеть головой, и видно, что всё еще находится во власти сна. Молча жду, пока он придет в себя, переживая за его здоровье. Но как его заставить ответственно относиться к своему состоянию? Разве он будет меня слушать, если скажу вызвать врача или поехать на дополнительное обследование? Конечно нет.
– Я заснул? – поднимает голову и смотрит на меня замутненным взглядом.
– Да, извините, что я разбудила вас, просто привезли обед, и я подумала, что вам не помешает подкрепиться. Я уже разложила еду по тарелкам, не хочу, чтобы она остыла, – тараторю всякую чушь, чтобы просто заполнить паузу и избавиться от странного ощущения, что Владимир Алексеевич смотрит на меня как-то иначе, по-особенному. Не так, как раньше, в офисе.
То есть он именно и делает, что смотрит!
А ведь раньше он едва сосредоточивал на мне взгляд, просто скользил им мимо меня и разглядывал бумаги перед собой, давая мне поручения, документы всегда были важнее меня, а теперь, оказавшись под прицелом его цепкого взгляда, ощущаю себя неуютно, переминаюсь с ноги на ногу и сцепляю пальцы перед собой, нервно их перебирая.
– Не стоит так нервничать, Надя, – морщится он, вставая и возвышаясь надо мной.
– Я не нервничаю, – отрицаю очевидное, хлопая ресницами и мечтая поскорее переместиться на кухню.
– А я вижу, что нервничаешь, – не щадит он меня, глядя строго и серьезно, – но это глупо. Тебя смущает наша ситуация?
Еще бы она меня не смущала!
– Если честно, то да, – закусив губу, тихо бормочу.
– Перестань, – заметно злится, сурово поджав губы, – у нас нет на это времени. Слишком много нужно сделать. Работа не ждет.
– Мы будем работать сейчас? – решаю уточнить, намекая на то, что босс плохо себя чувствует, но он понимает совсем по-другому.
– Если тебя это не устраивает, заставлять не буду, могу отложить документацию для тебя, сделаешь утром, – говорит тоном, не предвещающим ничего хорошего.