– Нунун! Послушай, Нунун!..
Он бросился перед ней на колени, на его лице появилось трусливое выражение – он был похож на ребёнка, который не может найти слов, чтобы скрыть свою провинность.
– И находишь старуху, – повторила Леа. – Чего ты испугался, малыш?
Она обняла Ангела за плечи и почувствовала, как напряглось, как защищается это тело, которое так страдает из-за неё.
– Да иди же сюда, Ангел мой… Чего ты боишься? Что сделал мне больно? Не плачь, любимый мой… Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна…
Он застонал в знак протеста и попытался отстраниться от неё. Леа коснулась щекой чёрных перепутанных волос.
– Так ты всё это говорил обо мне, всё это думал? Значит, в твоих глазах я была так прекрасна? Так добра? В том возрасте, когда для стольких женщин жизнь уже кончена, я была для тебя самой прекрасной, лучшей из женщин, и ты любил меня? Как же я тебе благодарна, Ангел мой… Самая замечательная, так ты сказал?.. Бедняжка…
Он целиком отдался в её власть, и она держала его в своих объятиях.
– Если бы я была самой замечательной, я бы сделала из тебя мужчину, вместо того чтобы думать только о наслаждениях. Нет, нет, самой замечательной я не была, Ангел мой, поскольку я не отпускала тебя. А теперь уже так поздно…
Казалось, он заснул в объятиях Леа, но его плотно сжатые веки постоянно подрагивали, и он крепко вцепился в пеньюар, который медленно расползался по швам.
– Поздно, слишком поздно… И всё же…
Она склонилась к нему:
– Ангел мой, выслушай меня. Проснись, любимый мой. Выслушай меня с открытыми глазами, не бойся посмотреть на меня. Я всё-таки и есть та самая женщина, которую ты любил, самая замечательная, как ты сказал.
Он открыл глаза, и его влажный взгляд был уже полон эгоистической, молящей надежды. Леа отвернулась: «Его глаза… Ах! Надо скорее кончать…» Она прижалась щекой ко лбу Ангела.
– Это была я, малыш, я, та самая женщина, которая сказала тебе: «Не делай зла понапрасну, пощади лань… «Я уже забыла об этом, но, к счастью, ты не забыл. Ты очень поздно отрываешься от меня, мой гадкий мальчишка, я очень долго таскала тебя за собой, а теперь на твои плечи тоже лёг тяжёлый груз: у тебя молодая жена, возможно, будет ребёнок… Я ответственна за всё, чего тебе не хватает… Да, да, мой любимый, благодаря мне ты оказался в двадцать пять лет таким лёгким, таким испорченным и таким мрачным… Я очень беспокоюсь за тебя. Ты будешь страдать сам, из-за тебя будут страдать другие. Ты, который так любил меня…
Рука, которая медленно разрывала пеньюар, судорожно сжалась, и Леа почувствовала на своей груди когти гадкого мальчишки.
– Ты, который так любил меня, – снова заговорила она после паузы, – сможешь ли ты… Не знаю, как это сказать…
Он отодвинулся, чтобы слушать её внимательнее, и она чуть было не крикнула: «Положи руку обратно мне на грудь и ногти – туда, где они оставили след, силы покидают меня, как только отдаляется от меня твоё тело». Она, в свою очередь, оперлась о него, стоящего перед ней на коленях, и продолжала:
– Ты, который так любил меня, ты, который будешь сожалеть обо мне…
Она улыбнулась и посмотрела прямо ему в глаза:
– Ах, как же я тщеславна!.. Так вот, ты, который будешь сожалеть обо мне, в тот момент, когда ты почувствуешь, что вот-вот испугаешь лань, которая есть твоё добро и твой крест, постарайся сдержаться, сам придумай в это мгновение что-то такое, чему я тебя не научила… Я никогда не говорила с тобой о будущем. Прости меня. Я любила тебя так, словно нам предстояло умереть через час. Ведь я родилась на двадцать четыре года раньше тебя, я была приговорена и тянула тебя за собой.
Он слушал её очень внимательно, с суровым видом. Она провела рукой по его встревоженному лбу, чтобы разгладить на нём морщинку.
– Ты представляешь себе нас с тобой вдвоём, Ангел, обедающих в Арменонвилле? Ты представляешь себе нас с тобой в обществе Лили и её юного любовника? – Она грустно засмеялась и вздрогнула. – Ах! Со мной всё кончено так же, как и с этой старухой… Скорей, скорей, малыш, беги догонять свою молодость, она ещё не вся растрачена на меня, её ещё хватит и для этой девочки, которая ждёт тебя. Ты уже отведал её молодости. Ты знаешь, что она не может удовлетворить тебя полностью, но тебя тянет к ней. Эх! И совсем не с этой ночи ты начал сравнивать… Не знаю, зачем это я даю вам советы и демонстрирую душевную широту? Что я, собственно, знаю о вас? Она любит тебя: настал её черёд дрожать, она будет страдать как возлюбленная, а не как развращённая мамаша. Ты будешь разговаривать с ней как повелитель, а не как капризный альфонс… Уходи, уходи скорее…
Она говорила с ним поспешно, молящим тоном. Он слушал её, стоя прямо перед ней, с голой грудью, с развевающимися волосами, и она, не в силах устоять, невольно потянулась к нему руками. Возможно, он угадал её движение и не стал уклоняться. Надежда, безумная надежда, подобная той, что может появиться у людей, летящих с башни вниз головой, вдруг вспыхнула в них, но тут же погасла.