— Столовую вилку сложно достать? — тихо интересуюсь.
— Ешь нормальными приборами, — ответил Ган и поучает: — Тебя в детстве не учили, что палочки для еды лучшее изобретение в мире?
Поднимаю ладошки к недовольной физиономии и щёлкаю кольцами.
— Не снять, металлические!
— Ты вся неправильная какая-то, — недоверчиво протянул Ган, разглядывая сталь колец, — даже для бежавшей с севера!
Чудик не понимает, насколько он прав…
— Дурацкие палочки тоже металлические и выскальзывают, — терпеливо объясняю, — будешь их назад приносить, когда стану ими жонглировать?
— Крэ, узнаю у батендео, — хмуро согласился Ган.
(Батендео [바텐더] — Бармен.)
Парень забавно топает пакетом, сердито вышагивая к стойке бара. Весело фыркаю ему в спину. А прикольно его гонять!
Невысокая девушка в фартуке появилась из прохода рядом с баром, вкусные запахи летят именно оттуда, скорее всего, там кухня. В руках у милашки поднос с двумя плошками. Оценив мой непрезентабельный вид, она смутилась и опустила миску рядом, но как можно дальше. Второй рамен устроился напротив.
Хорошо, нос не зажимает! Запах речной тины и непонятно какой дряни из местной реки стал привычен, но только не для опрятной официантки. Стройная девушка мотнула аккуратной головкой со светлой косынкой и удалилась.
Нужно было спросить о вилке! Ладненько… Поздняк метаться. Еда отвлекает аппетитным видом. Свежая лапша исходит паром и обалденно пахнет. Давно пустой желудок требовательно урчит. Моя прелесть…
— Держи, — буркнул недовольный Ган. Его рука протягивает вилку, заботливо обернутую салфеткой: — С величайшим трудом, но отыскали сей варварский инструмент!
Забираю привычный столовый прибор. Чудик вальяжно плюхается напротив. Упал он так себе, я умею лучше.
— Пока искали вилку, сильно таращились… — хмыкнул Ган. — Наверное решили, что это я тут выпендриваюсь!
— Давай молча поедим и разойдемся, как в море корабли, — мирно предлагаю, — будешь и дальше беззаботно трясти сраку на вечеринках, принимать «ЛСД» или чем там ещё занимаешься, а я…
Умолкаю и злобно комкаю салфетку, протирая вилку из нержавейки.
— Как в море корабли… — задумчиво повторил Ган. — Красиво! А что значит «трясти сраку»?
— Ксо… — недовольно выдыхаю.
Упоительное наслаждение вкуснятиной мне не светит. Дурацкий чудик продолжает нервировать и уставился задумчивым взглядом, ожидая пояснений.
— Значит потанцевать и неплохо провести время.
Тихо ответив, внутренне закипаю. За что мне всё…
— Откуда у тебя эти непонятные слова возникают? — ухмыльнулся Ган. — Точно же про задницу!
— Не знаю… Иногда всплывает в голове всякое… От меня эта тайна скрыта за семью печатями.
Удерживая нервный тик губами, я смотрю на половинки куриных яиц, плавающие в наваристом бульоне. Отвлечься, отвлечься… У-у-у… Какие желтки огромные… У-у-у… Сука!
— Фот офять, — обалдуй шумно втягивает лапшу и смачно глотает: — Какие семь печатей?
— Слушай, свалил бы, а?! — нервно крикнув, развожу руками: — За другой столик, например! Они абсолютно свободны!
— Есть одному последнее дело! — сердито возмутился Ган.
— Нет уж, расплатился за незабываемый аттракцион ныряния в мутной водице и халявный массаж сердца. Всё, свободен!
Сдвигаю челюсть и смотрю на парня, упрямо склонив голову.
— Нырять ты заставила! С моста стянула! Плавать не умею, а глубокую воду ненавижу! Кто отбивается от протянутой руки?!
— Кому нужна эта клешня! Мне дурацкий штырь надоел! Он был грязный и ржавый…
— Наскучила арматура? Вися над пропастью?! — вскинулся Ган и прищурился: — Ты специально всё сделала?
— Не хватайся за что ни попадя! — произношу здравую мысль и доверительно улыбаюсь: — Целее будешь.
— Это да, — кивает Ган, — в спешке за всякую гадость хвататься точно не стоит! Последствия потом сумасшедшие!
Чудик отложил палочки на подставку и грозно смотрит. Замечательно! Я тоже умею аппетит портить.
Накрутив побольше горячей лапши, уплетаю за обе щеки. Пшеничная вкуснятина почти «аль денте», с твёрдой сердцевиной внутри и упругая снаружи. Балдею от вкуса овощей и мяса из горячего бульона «тонкоцу» на свиных костях. Ум-м-м… Офигеть, классный рамен!
— Хотел тебя вытащить, — упрекает Ган, — а ты, значит, специально дёрнула! И нам пришлось всю ночь «трясти сраку», сидя мокрыми у костра!