Отсюда можно сделать вывод, что вам нравится внимание прессы к вашей особе. Но это необязательно так.
Я разговаривала с Эрнстом о феномене популярности. В конце концов, уж он-то должен был знать. И именно он нес ответственность за то, что ситуация обострилась до такой степени. Когда я только начинала летать, моя фотография время от времени появлялась в спортивных или центральных газетах. Но когда я стала работать в Рехлине, журналисты так и ухватились за этот материал. Я изо всех сил старалась держаться подальше от прессы – в сложившихся обстоятельствах у меня и без того хватало проблем, – но моя известность носила сугубо личностный характер, не оставлявший мне возможности держаться в тени. Для этого имелись основания. Чем более секретной работой я занималась (а в Рехлине любая работа была секреткой по определению), тем больше внимание прессы сосредоточивалось на мне.
– Ты должна стать своего рода актером, – сказал Эрнст. – Ты играешь роль самой себя. Все знают, что на самом деле это не ты, а тень или отражение твоей личности, но нужно сохранять видимость, будто это ты. Главное здесь – постоянно помнить о разнице между ролью и реальным человеком. Если ты правильно выстроишь свой образ, ты сможешь спокойно жить своей жизнью, скрываясь за ним.
Это был умный совет. Трудность состояла в том, что мне никогда не удавалось правильно выстроить свой образ. Я не имела над ним никакой власти. Конечно, не имела, скажете вы: в каком обществе, собственно говоря, я жила? Но тем не менее я чувствовала, что газеты искажают истинный образ Эрнста гораздо меньше, чем мой.
Но, с другой стороны, чего еще я могла ожидать? Я занималась делом, которым по всем правилам не могла заниматься. Мою исключительность требовалось как-то объяснить, в доступной пониманию форме. Поэтому они превратили меня в героиню Рейха. Конечно, им это было выгодно. Очень выгодно.
И разве мне… пусть это тяжело, пусть усложняет ситуацию, пусть даже является обманом чистой воды… разве мне не нравилось быть человеком известным?
Нравилось.
Я понимала, что это только ухудшит мои отношения с отцом. Ему с самого начала страшно не нравилось, что я привлекаю к себе внимание прессы: он считал известность вещью дешевой и вульгарной. Но почему-то я не ожидала от него столь резкой реакции на происходящее.
По обыкновению, я приехала домой на Рождество.
– Я вижу, ты купила машину, – сказал отец вечером в день моего приезда, стряхивая снег с пальто и вешая его на вешалку в прихожей. – Да уж, ты не могла бы себе позволить такое, будь ты студентом-медиком.
– Отто! – донесся укоризненный голос моей матери из столовой.
Отец улыбнулся, словно извиняясь, прикоснулся к моему лбу холодными губами и весь вечер держался очень миролюбиво.
Через пару дней я закончила свое письмо к Вольфгангу и сказала, что пойду опустить его в почтовый ящик. Отец оторвался от медицинского журнала (пятилетней давности; он предпочитал перечитывать старые журналы, а не читать новые, которые, по его словам, уже не имели никакого отношения к медицине) и спросил, может ли он составить мне компанию. Ему хочется подышать свежим воздухом.
Конечно, сказала я.
Воздух был чист и прозрачен. Снег громко скрипел под нашими ногами. Остро сознавая близкое присутствие отца и невозможность от него скрыться, я шла рядом с ним по деревенской улочке.
– Я хотел поговорить с тобой, – сказал он. – И предпочел бы, чтобы мать нас не слышала. Она очень переживает из-за твоей работы. Она считает ее опасной.
– Работа действительно опасная, – сказала я. – Но не настолько, как кажется маме.
– Именно это я и говорю ей. Мол, ты знаешь, что делаешь.
Это был комплимент. Более того, в голосе отца слышались нотки, свидетельствующие о желании сохранить дружелюбный тон разговора.
– Спасибо, – настороженно сказала я.
Он искоса взглянул на меня.
– Такая работа требует мужества, спору нет. Мне она не нравится, не буду притворяться. Но твое мужество я уважаю, что да, то да.
Да, отец старался. Но он уже сказал слишком много. Ну почему, в отчаянии подумала я, ну почему он всегда одной рукой дает, а другой отнимает? Почему он продолжает считать, что его одобрение необходимо мне для моей работы, когда я уже давно покинула родительский дом и стала профессиональным пилотом? (Но в таком случае почему мне нужно было его одобрение? Ведь я действительно в нем нуждалась.)
– Все эти вещи, которые пишут о тебе в газетах… – сказал отец. – Полагаю, твоя известность помогла тебе продвинуться. И тебе уже не нужно позировать перед фоторепортерами и давать интервью…