- Это первое?
- Это первое, второе и третье, а остальное, просто техника. Мастер тот, кто показывает истину, а не ляпает тысячу ненужных деталей, - открыл альбом с самым первым рисунком, который сделал еще вначале знакомства, показываю Свете, - что у тебя самое красивое?
- Глаза!
- Да! А что самое некрасивое?
- Нос?
- Нет. Когда ты грустишь или злишься, а нос у тебя, тоже красивый. Но мы должны, всеми силами, сосредоточить внимание наблюдателей, именно на глазах, тогда никто не заметит изъянов. Вот, так, - сделал несколько штрихов черной тушью, на ресницах, еще пару штрихов чтобы исправить излом бровей, они у нее домиком, потому скруглить немного, - что изменилось?
- Я стала добрее.
- Ага. А когда по обстоятельствам, нужно быть слишком серьезной, строгой, можно нарисовать это на лице, но сейчас нам, ни к чему.
- Тени для тех, у кого глаза не красивые, или хочет скрыть свои мысли вот и наводят, чтобы отвлечь внимание от них.
- Я запомню. А губы?
- Губы у тебя тонкие, не сексуальные.
- У! - Обиделась она, - они у меня, сексуальные!
- Не обижайся. Нет. Но это исправимо. Подай помаду.
Помада оказалась, ярко красной, почти алой. Марина ей выбирала на свой вкус, Свете подойдет чуть розовая, цвет девственниц и невинности, к серым глазам и соломенным волосам в самый раз.
- Ладно, сейчас сойдет и эта, но на будущее купи розовую, лучше будет. Яркая помада для тех, кто хочет, чтобы им смотрели только в рот, а не в глаза.
Подвел ей губы, сделал чуть более пухлее и в зеркале вдруг отразилась ослепительная красавица. Лицо Светы повзрослело еще более, почти до совершеннолетия.
- Это я? - с изумленным восхищением воскликнула она.
- Это ты. Такой ты будешь, когда исполнится лет шестнадцать.
- А еще старше можно?
- Можно, но не нужно. Потом, когда станешь взрослой женщиной, тебе всё труднее будет оставаться шестнадцатилетней.
- И это всё? Всего две краски?
- Всё. Тебе другие не подойдут.
- А зачем тогда, все остальные?
- Ну, женщин ведь, много, и они разные, а фабрика делает на всех сразу.
- Обидно, столько красивых цветов и их выбрасывать.
- А ты не выбрасывай. Придумай что-нибудь, как можно их применить. Ну-ка! Повернись правой щекой.
И нарисовал ей на щеке маленькую бабочку, синюю с фиолетовым.
- Вот так, например. Фантазируй, ты же художник, тебе и флаг в руки!
- Чудо! - сказала она с восхищением! - А можно я, завтра, в школу так пойду?
- Ну... не знаю. Я- то не против, но как учительница посмотрит, на это? Ты же не хочешь, чтобы тебя выгнали со школы?
- Нет.
- Просто, есть место и время, где это можно, а есть, где нельзя, потому что, так заведено.
- Жалко. Ну я только один разик! А потом, никогда больше!
В дверь позвонили, настойчиво и требовательно, будто участковый - с контрольной проверкой неблагополучной семьи или судебный пристав, чтобы описать имущество. У меня ёкнуло, под ложечкой. А Света живо подскочила с возгласом:
- Я открою!
Метнулась к двери, щелкнула задвижкой. Открывается дверь. На пороге стоит Верка, с каким-то мужиком. Надо, полагать, теперешний муж, отчим Светы, так, сказать. Верку я не видел лет пятнадцать. Постарела и оплыла как мыло на печке. Одутловатое лицо алкашки и усталые глаза, будто она прожила тяжелую и никчемную жизнь, пребывая в рабстве.
Но как Света рванула от двери! Как котенок впервые увидевший веник, а веник еще, при том, и упал на него. Быстренько спряталась у меня за спиной, выглядывает обиженным зверьком.
- Мы зайдем? - спрашивает Верка.
- Нет, - отвечаю почти хладнокровно.
- Так и будем разговаривать в дверях?
- Да. Но можем и не разговаривать, просто уходите и всё.
Входить самовольно не решаются, скорее всего, бабки уже в захлёб рассказывают, всем желающим и просто прохожим, про мои бурные наклонности и что кидаюсь на людей с кулаками, ни про что, "Буйный он, буйный! В психушку сдать и делу конец, пусть санитары повяжут руки за спиной".
Стоят, переминаются с ноги на ногу, действительно почувствовав себя незваными гостями. Мужик - сморчок, плюгавая пьянь, но мнящий себя Ди Каприо, позирует и строит глазки Свете, подмигивает ей, из доброжелательных побуждений. Мол, чего испугалась, у-тю-тю, коза! Я ж, твой папа! Не узнала? Ну, не папа - отчим, что тоже родня, в доску. Подойди, сюда, знакомиться будем!
- Девочка, - наконец заговорила, Верка, - пойдем домой, мама приехала.
- Ты мне не мама и мой дом, здесь! - говорит обиженным голосом Света выглядывая из-за моей спины, - и мой папа - дядя Сережа, а ты - уходи.
- Вырядил-то, как. Как куколку одел, видать богатенький, вот и купил ребенка шмотками.
- Знаете, лучше уходите, подобру-поздорову, - я начинаю терять терпение, да я его давно уже потерял еще на бабе Дусе, - сегодня я не в очень хорошем настроении, если вы еще не в курсе.
Вижу. В курсе. Просветила дворовая свора сплетниц.
- Мама умирает, - всхлипнула Верка, - дочку отнимают. Как жить теперь? Доченька, дай своей маме еще один шанс?
- Ты свой шанс пропила, - говорю жестоко и без всякой жалости, - уходи.
- Ну дайте, хоть ключ, от квартиры, - еще всхлипывая проговорила Верка, - ночевать же негде.
Глаза Светланы потемнели, на лице брезгливое презрение.
- Бабушка мне наказывала чужих людей в квартиру не пускать, -сказано категорически с не терпящим возражения тоне.
Тут у меня в голове как бы прояснилось, и почему я распоряжаюсь чужой собственностью, мой дом -моя крепость, зачем же его пачкать. Вылезла грязь из какой-то щели, пусть туда же и уползает. В свою квартиру же я пускать этих пропащих алкашей не хочу.
- Только из уважения к памяти детства, вот вам деньги на ночлежку, - теперь уходите. Унижено прикрыли дверь. Уф. Сердце как колотится. Я думал будет сложнее бороться с Веркой. Потрепал Свету по голове, улыбнулся ей подбодрить, а то побледнела, в лице ни кровинки. Закрыть на замок дверь и чтоб ни одна тварь сюда больше не сунулась. " Серега, ты, когда замок поменяешь, а?". Потянулся рукой защелкнуть дверь, и она вновь открылась, на пороге Веркин муж.
- Ты, эта классный мужик, эта, хоть там и говорят всякое.
- Ну, спасибо, эта, выручил. А то, совсем на нуле.
- Больше не приходи, понял? - сверлю его суровым взглядом, по моему мнению, как раз подходящим и убедительным, чтобы неповадно было. Потому что бумажник, таки, я ему засветил, где полпачки денег. Я же видел, как у него алчно сверкнули глаза. В его понятиях - много, очень много. Ха! Он еще чек на миллион двести не видел, глаза, вообще, повылазили бы. Захлопнул дверь перед самым его носом, чтобы не смотреть, как он выписывает реверансы благодарности.
- Светик, солнышко, а давай я тебя нарисую в этом платье? - говорю так, чтобы отвлечь ее от недавнего общения с родственничками. Ее уже начало колотить, и она нервно теребила сумочку, которую так и не выпускала из рук с момента ухода неприятных типов.
Она молча кивнула в согласии, потом медленно проговорила:
- Спасибо, папа.
- За что?
-Ты, всегда меня спасаешь, - говорит очень серьёзно, и в сочетании с недетским платьем, с макияжем совершеннолетней девушки, ее слова приобретают особый смысл; со мной, сейчас разговаривает взрослая женщина, нашедшая себе покровителя и готова беспрекословно подчиниться его воле, отдать себя без остатка и без тени сомнений.
Меня переполняет эмоциями, но не нахожу ни одного подходящего слова, сказать ей взаимно, как люблю ее, готов даже умереть за нее. Протягиваю к ней руки, и она подошла ко мне, прижалась, дрожит и не может унять эту дрожь. Тянется ко мне алыми губами для поцелуя, смотрит серыми глазищами пронзительно, призывно. Подари мне поцелуй, такой, настоящий, не понарошку. И я подарил. Целую ее нежно, все смелее, так, как мы вообще не должны целоваться. Бог с ним. Мы можем позволить себе такие поцелуи. Только это! А больше, ничего!
- Я всю помаду твою съел, - говорю с виноватой улыбкой.
Да. Я виноват перед ней, что ворую у нее детство. Готовлю неизвестно для какой миссии. Но, я не могу уже иначе. Если прекратить эти поцелую, просто, сойду с ума. И благодарен ей, что она принимает это как должное.
- А ты, нарисуй еще? И потом, опять съешь.
- Может сама попробуешь? Нужно же учиться когда-то?
Мы придумали себе новую игру. Света рисовала себе губы, а я съедал, с трепетом, самые неудачные. Да они, все были неудачными, даже те, которые могли бы сойти как удовлетворительные, немедленно браковались и подлежали слизыванию. Света расслабилась и уже тихонько смеялась:
- А теперь, вот так? - говорит и сама показывает, как надо целоваться, языком чуть глубже и пощекотать им десна.
За дверью послышалась возня. Я это ощутил спиной и внутренним слухом. Замочная скважина! В неё вполне возможно наблюдать, все что происходит в прихожей, если очень нужно и сильно захотеть. Мягко отстранил Свету от себя, показываю глазами и легким кивком за спину. Подслушивает кто-то! Резко бросился к двери и распахнул. Пашка, алкаш сверху. Наклонился в позе любопытствующего сексота, не успел среагировать на мою молниеносную реакцию. Ах ты, козел! - А-а-а-а!!! - хрипит он, размазывая кровь по лицу.