– Вот только пыжиться не надо, – ответил я. – Насколько известно даже мне, «Таймс» увольняла вас дважды – и все именно из-за того, что вы не знали, как подойти к своей публике. Дело Бичема было крепким – даже слишком крепким для ваших читателей, чтобы ставить на эту лошадку. Что, нельзя было подвести их к нему помягче – начать с чего-нибудь другого, не с выпотрошенных мальчиков-проститутов, каннибализма и глаз в банках?
Великий борзописец зашипел, овевая меня дымом, но я уловил и легкий кивок: дескать, возможно, я прав; быть может, история измученного мучителя, который вымещал собственную ярость на самых бессчастных молодых людях в этом городе, – не лучший способ знакомить публику как с психологическими теориями доктора Крайцлера, так и с тайными грехами американского общества. И это мимолетное допущение (если только я прав и это действительно оно), видимо, не слишком-то обрадовало мистера Мура. Заунывное ворчание, исторгшееся из его груди, похоже, говорило: «Я – и вдруг прислушиваюсь к профессиональным советам бывшего мелкого жулика, подвизающегося на ниве торговли табачными изделиями!» Меня его реакция позабавила: а как иначе, ибо в манере мистера Мура сейчас больше от капризного дитяти, нежели от рассвирепевшего старика.
– А давайте попробуем оглянуться, – предложил я с облегчением от того, что гнев его, похоже, сменился покорностью. – Давайте-ка вспомним все наши тогдашние дела – может, какое и не будет так эпатировать, однако ж сгодится для ваших целей?
– Не выйдет, Стиви, – подавленно буркнул Мур. – Ты же знаешь не хуже меня, что дело Бичема – не только первая, но и самая яркая иллюстрация ко всему, что Крайцлер годами пытался донести этим людям.
– Кто знает, – ответил я. – Может, и другие подойдут? Вы ведь всегда признавали, что у меня память лучше всех из нас – так, может статься, я и помогу вам припомнить?
Здесь, признаюсь, я немного покривил душой: мне уже вспомнилось подходящее дельце – самое интригующее и захватывающее из всех, что выпали нам на долю. Однако если б я сейчас принялся рьяно подсовывать его мистеру Муру… для человека в его состоянии это стало бы все равно что красной тряпкой перед быком. Он меж тем добыл из кармана фляжку и уже изготовился к ней приложиться, как вдруг с проспекта громоподобно рявкнула выхлопная труба «фордовского» моторного грузовика, и мистер Мур от неожиданности взвился со стула на добрый фут в воздух. Старики всегда так реагируют на подобные вещи – им уж не привыкнуть к звукам нового времени. Впрочем, хрюкнув и опустившись обратно на стул, мистер Мур соизволил все же уделить минуту размышлениям касательно моего предложения. Однако плавное покачивание головой свидетельствовало, что размышления эти проделали полный цикл и вернулись к тому же безутешному выводу: во всей нашей практике не было дела более подходящего и наглядного, чем дело Бичема. Я вздохнул и, поглубже затянувшись, тихо спросил:
– А что насчет Либби Хатч?
Друг мой слегка побледнел и глянул на меня с таким видом, будто сама дамочка сейчас объявится из глубин моей лавки и отчитает его, доведись ему ляпнуть о ней что-то не то. Таково обычное действие, производимое ее именем на всякого, кто хоть однажды переходил ей дорожку или как-то мешал.
– Либби Хатч? – тихо отозвался мистер Мур. – Нет. Нет, как ты мог? Это не… нет, это… ты же просто не мог… – Он и дальше так бормотал, не ошарашь я его прямым вопросом, отчего ж это я не мог? – Так… – начал он, по-прежнему больше напоминая до полусмерти перепуганное дитя, – как же ты мог… да как вообще кто-либо осмелива… – В этот миг до части его мозга, не затуманенной алкоголем, все же дошло, что женщина добрых лет двадцать как мертва: убедившись в этом, он сразу надулся и несколько приосанился. – Во-первых, – произнес он (воздев палец и приготовив к тому же остальные, дабы подчеркнуть лишний раз, что одним доводом дело не исчерпается), – я счел, что ты намерен предложить такую историю, что будет не ужаснее дела Бичема. В деле же Хатч мы имеем не только похищения, но и убийства младенцев, осквернение могил – при том что могилы оскверняли мы сами, да простит нас Всевышний…
– Верно, – отозвался я, – да только…
Но ни о каких «да только» и речи идти не могло – мистер Мур не внимал голосу разума. Взметнулся второй палец, и он попер дальше:
– Во-вторых, моральные последствия… – как же он любил этот риторический оборот, – … дела Хатч, пожалуй, гораздо опаснее истории с Бичемом.
– Все правильно, – попробовал вклиниться я, – именно поэтому…
– И наконец, – прогремел мистер Мур, – если бы даже эта история и не была столь дьявольски ужасающа и опасна, – уж не тебе, Стиви Таггерту, ее рассказывать.