- Все, пошли. - Анита подала пример, двинувшись в столовую. - Самое время перекусить. Жареный ягненок - сойдет?
- Волшебно.
- Будет волшебно, - пошутил Питер, - если она не спалила мясо. Как всегда.
Анита отозвалась беззлобным смешком, и Роберт облегченно вздохнул. Отличная пара, в который раз подумал он, действительно отличная. Если нельзя жениться на их дочери, может, они тогда усыновят его самого?
Питер смешал джин с тоником:
- Как для начала?
- В самый раз. - Роберт пригубил коктейль.
- Пожалуй, я тоже на секундочку присяду, не возражаете? Переведу дух, а потом уж и за работу. - Анита запрыгнула в мягкое кресло и поджала под себя босые ноги. - Ваше здоровье!
- Твое. - Роберт поднял бокал, припоминая заранее приготовленную речь. - За друзей, с которыми так приятно встретиться даже среди недели за бокалом джин-тоника, жареным ягненком и...
"Остановись", - велел внутренний голос.
- Глупости, - оборвала его Анита. - Завтра твой день рождения, а в ресторан тебя не вытянешь. Питер сказал, ты их терпеть не можешь, вот мы и... Кстати, у нас для тебя кое-что есть. Вон там, слева, у окна. Ничего особенного, небольшой сувенир, было бы из-за чего краснеть. Ну же, открой! Она ткнула пальцем в пакет с блестящим бантом.
Роберт покраснел. Он не знал, что сказать. А потому выдавил:
- Вообще-то рестораны я люблю.
При всем желании ответить на такое замечание они не смогли, а потому ограничились вежливыми кивками, дожидаясь, пока Роберт развернет подарок. Чувствовал он себя при этом - сквернее некуда. Как прикажете выкручиваться? Теперь они сочтут его неблагодарной скотиной и будут правы на все сто, ведь рестораны он и впрямь не выносит.
Какого же, спрашивается, черта было возражать? Не иначе как зависть заела. Определенно, день не задался. До вечера еще куча времени, а он уже побывал в шкуре злобствующего сыночка, завистника, косноязычного идиота и...
- Высший класс! - выкрикнул он, услышав в собственном голосе истерические нотки. Но органайзер, обтянутый кожей, действительно выглядел первоклассно, хоть тут не пришлось прикидываться. Питер - наверняка Питер даже сообразил купить дополнительные листочки календаря, начинающиеся с середины года. - Всю жизнь о таком мечтал. Как вы догадались?
- Легко, - расцвела любезной улыбкой Анита. - Ткнули наобум, а попали в яблочко. Начнешь сегодня же, обещаешь?
Роберт ее не слушал, отчаянно соображая, как бы поделикатней вернуться к ресторанной теме. Ничего не придумав, молча поднял бокал.
- За твои тридцать шесть! - Питер хлопнул Роберта по плечу.
- Не напоминай, - скривился Роберт. Неплохо. Нормальная реакция человека, резвой поступью шагающего к старости.
- Ну и каковы планы?
- Планы? Подумываю что-нибудь изменить в жизни. Заняться чем-нибудь совершенно другим или...
- Нет-нет! - с ухмылкой оборвал его приятель. - Не о том речь. Какие планы на день рождения? Пригласишь... как ее там... эту?
- Фелисити. - Автоответчик по имени Фелисити. - М-м-м... Не знаю. Мы еще не решили.
- Может, она хочет устроить тебе сюрприз? - предположила Анита.
- Наверняка.
Ложь. И они знают, что это ложь. Роберт взмок.
- Неужто та самая? - Питер и бровью не повел, но голос его выдал. Уж лучше бы подмигнул или ткнул локтем под ребра, чем переглядываться с женой.
- Дай ему шанс, - весело укорила Анита и тут же посерьезнела, мимолетно сдвинув брови. - Какие наши годы, верно, Роберт?
- Точно.
К счастью для Роберта, беседу о его далеко не бурной личной жизни прервал топот детских ног на лестнице.
- Тэмми! Несси! Попрощайтесь с дядей Робертом и марш на прогулку, приказала дочерям Анита.
Надутые девчонки появились из прихожей, шаркая ногами и терзая пуговицы своих пальтишек, которые мать тут же принялась застегивать и одергивать. Пока она наводила порядок, няня переминалась с ноги на ногу на пороге гостиной. Тамара взмахнула рукой, прощаясь, и заехала сестре по носу.
Ванесса тотчас заорала:
- Она это нарочно!
- А вот и нет! Дура глупая, коро...
- Ну-ну, девочки... - Робкая попытка Питера разнять девочек не увенчалась успехом, и он беспомощно обернулся к жене.
- Она ведьма! - Ванесса со страдальческой гримасой ухватилась за покрасневший нос.
- Все дело в том... - мечтательно сказала Анита, - что девочки обожают друг друга. Родные души. Такую близость между сестрами редко встретишь.
Тамара приняла боевую стойку и движением, явно отработанным долгой практикой, саданула сестре лбом по затылку. Минутную тишину разорвал исступленный вопль - Ванесса с упоением разразилась рыданиями. В стране под названием Истерикаленд она на правах младшенькой чувствовала себя как дома.
- А ну хватит! Тэмми! Попроси у сестры прощения! Несси, не реви! Только посмотрите, на кого вы похожи. Заберите их, - крикнула Анита няне. - Пусть проветрятся.
Переведя взгляд на окно, Роберт увидел, как няня стаскивает своих подопечных с крыльца, а те изворачиваются изо всех сил, стараясь добраться до "родной души" если не пятерней, то хоть мыском ботинка. Через несколько минут неистовые крики стихли. Дети есть дети: честны во всем. Роберту случалось по-хорошему завидовать детски искреннему проявлению ярости. Девчонки всегда говорили то, что думали. А речь их родителей нередко звучала слишком выверенно, чуть ли не слащаво в своей отполированной изящности. Так, словно они пытались превзойти себя, тщательно следя за каждым словом, - не дай бог опуститься ниже достигнутого уровня. А впрочем, он мог и ошибаться. Очень может быть, виновата все та же зависть, подпитываемая собственным одиночеством. Как бы там ни было, Роберт лишь в редких случаях - редчайших позволял себе втихомолку морщиться от их корректного, дружеского, ненавязчивого вмешательства в его личную жизнь.
Скорчив гримаску, Анита посмотрела на него:
- Никогда не заводи детей. - Убежденности в ее голосе не было. - Нет. Забудь. Считай, я ничего не говорила. Они прелесть, честное слово.
- Хрен тебе! - донесся со стороны реки рык Ванессы, и Роберт, пряча улыбку, припал к бокалу с джин-тоником.
Едва заметный тик под левым глазом Аниты частенько напоминал ему мерцающий курсор на экране компьютера; казалось, прижми палец к этому месту - и попадешь в Интернет.
Пока хозяева накрывали на стол, Роберт слегка пришел в себя, расслабился, оттаял в теплой семейной атмосфере. Ему хотелось выразить другу признательность, поблагодарить за гостеприимство, за подарок. Как обычно, он слишком долго думал; затянувшееся молчание прервал Питер:
- Сменить деятельность, говоришь?
- Н-ну, да. Возможно.
- Что-то я от тебя этого раньше не слыхал.
- Да я, честно говоря, еще как следует не обдумал... - Вообще не обдумывал. Роберт неопределенно пожал плечами: - Разные, знаешь ли, мысли в голову приходят...
- Не иначе как вспомнил наш совет почаще выбираться на люди, точно?
- Точно.
Вспомнил. Сразу же, как только напомнили.
- Пойми, то, чем ты занимаешься, - это здорово, но ты же постоянно один. Ничего нет хуже одиночества, верно? С галереей какой-нибудь поработал бы, что ли... Хорошо хоть от места в музее не отказался, может, Виктория с Альбертом слегка раздвинут твои горизонты<Речь о Музее Виктории и Альберта лондонском музее изящных искусств; назван в честь королевы Виктории и ее супруга.>.
Питер зажег свечи в витом серебряном канделябре.
- Ты ведь знаешь, Питер, я люблю быть один...
Черт, такое чувство, будто тебя насильно стригут, как пуделя. Забота, конечно, штука приятная, но все хорошо в меру. А Питер в последнее время даже разговаривает в снисходительно-вальяжном тоне, от которого у Роберта ныли зубы и язык чесался напомнить приятелю о тех фортелях, что они выкидывали после школы. Реставрация портретов богатых бездельников никак не вписывалась в идею Питера о достойной мужской карьере. Вслух он этого, правда, никогда не произносил, как ни разу не предлагал Роберту написать что-нибудь свое. Зачем? До шедевра все равно не дотянул бы. А и дотянул бы не велика разница; в любом случае полный жизненный крах налицо - раз уж Роберт далек от стоматологии.