Изабель отбила первую атаку. На этом их перевес в силе закончился. И часа не прошло, как на закате, свора волков заполонила пространство, окружающее избу. Самые смелые волки вбежали в хижину с чёрного хода и в пылу битвы Изабель кубарем выскочила через парадную дверь, сцепившись с черношёрстным волком с разодранным ухом. Парадная дверь отличалась от чёрного хода лишь тем, что слепец чаще выходил именно через неё. Но для отшельника со страшными укусами и разорванным животом это больше не имело значения. Изабель же на улице, тоже получив страшную рану, вырвала кадык из горла испускающего дух волка. Выигрышный фрагмент в симфонии ужаса и очевидного, абсолютного поражения. Беспомощный, раненный и вооружённый только табуретом, помещик не имел ни малейшего шанса, оставшись в избушке в одиночестве.
— Изыдите! — проревел он.
И будто волчий бог почувствовал ярость его слов и согласился оставить умирающих жителей хижины в одиночестве. Волки буквально растворились в воздухе. Пошатываясь, держась одной рукой за бок, другой за ключицу, помещик вышел из избы. Вергилий слышит хрипы собаки. Он знает, что Изабель ранена, и ковыляет к ней. Опускается на колени и обнимает покусанную собаку, пока одинокая слеза течёт из невидящего глаза. И Изабель на излёте жизни превращается обратно в девушку. И непонятно откуда взявшийся поцелуй, стал последним, что они сделали в своей жизни.
Белый свет. Они где-то. Вместо окровавленных тел - белоснежные одежды. Она чуть старше из-за собачьей жизни, а он словно моложе, от посмертного искупления. Но кроме них, в этом загадочном месте, есть ещё одна заблудшая душа. В чистых одеждах, мягких тапочках, но всё с той же заячьей губой. Мать девушки, бывшая крепостная. Но тут уже нет, ни крепостных, не помещиков.
— Что же ты окаянный сделал? Совратил всё-таки мою доченьку ненаглядную.
— Мама! Он не...
— Молчи, потаскуха.
— Да уж, вечность со злющей тёщей...
— Заткнись!
— Жарковато для рая.
Стремительная рука бабы, набравшая силу тяжким трудом в мире смертных, могла бы приземлиться на голову Вергилия со всей сокрушительной мощью. Вероятно такой удар имел шанс и в загробном мире убить помолодевшего, но всё же худенького помещика. Но время замедлилось, позади них появилась исполинская фигура с лысиной на внушительной голове. И по этой лысой голове он провёл такой же, внушающей страх и почтение, своими размерами, ладонью.
— Даа, дела.
Только и сказал он. И этот мир, залитый магическим светом начал распадаться.
— А кто ты такой? Кричит бабка на моргающий пучок света.
Никакой дочки там уже нет, но есть старик. Правда он больше не помещик. И пьяная вдрызг старуха продолжает кричать на люстру, висящую в замызганной гостиной.
— Что ты за бог такой?
— Хватит, Нани. Хватит. Пошли.
— Никуда не пойду!
— Пошли, я уложу тебя спать.
И только когда чудовище, вырывавшееся из старой груди, засопит и захрапит на большой тахте. Только тогда, дед Вергилий пойдёт в другую комнату и будет думать, в чём же собственно смысл его жизни. И когда он свернул не туда.