Однажды Машка вырвала из ее рук единственную куклу, старую и потрепанную, но бесконечно дорогую Ангелине. Кукла упала на пол, и Машка со своими подружками принялись пинать ее со всей силой, хохоча и приговаривая:
– Вот тебе подарочек! А папочка и мамочка пусть из могилы смотрят!
Ангелина стояла, оцепенев, слезы текли по ее щекам, но она не могла произнести ни слова. В тот момент ей казалось, что мир рухнул, погребая под обломками ее крошечную душу. Кукла была единственной ниточкой, связывающей ее с прошлым, с миром, где безраздельно царили любовь и забота. Теперь же эта ниточка оборвалась, оставив после себя лишь зияющую, пронзительно леденящую пустоту.
Другие дети не относились к ней настолько жестоко, но их равнодушие ранило не меньше. На общей трапезе Ангелина всегда старалась сесть в самый дальний угол, чтобы не привлекать внимания. Но даже там находились те, кто бросал в ее сторону презрительные взгляды или шептался за спиной.
– Смотрите, какая зачуханная, как будто из помойки вылезла! – слышала обрывки фраз, и ее щеки заливались краской стыда. Девочка ощущала себя грязной и недостойной, словно клеймо сиротства навсегда отделило ее от остальных детей. Большинство из них проходили здесь реабилитацию, а у некоторых – родителей лишили прав на воспитание.
Внутри нее жил маленький, испуганный зверек, постоянно прячущийся в темном уголке. Каждое обидное слово, каждый злой взгляд причиняли ей нестерпимую боль. Она научилась сдерживать слезы, глотать обиду, но внутри все клокотало от отчаяния; мечтала стать невидимой, чтобы исчезнуть, чтобы ее оставили в покое.
Со временем Ангелина замкнулась в себе: перестала мечтать и надеяться. Одиночество стало ее единственным убежищем, ее крепостью, защищающей от жестокого мира. Девочка перестала верить в доброту, в любовь, в то, что когда-нибудь ее жизнь изменится к лучшему.
Она смотрела на мир сквозь тусклое стекло, не видя ярких красок, не слыша радостных звуков. Мир казался ей серым и безрадостным, населенным бездушными людьми. Ангелина тихонько угасала, как маленький огонек, которому не хватает воздуха. В ее глазах поселилась тихая грусть, отражавшая всю глубину одиночества и безысходности. Она больше не ждала чуда, не надеялась на спасение, а просто жила, день за днем, в ожидании неизбежного конца. И даже в своих снах не видела солнца, не смеялась, ни с кем не дружила. А наяву – только серые стены приюта и лица, искаженные злобой и насмешками. И тихий, едва слышный шепот: «Никому не нужна! Никому!»
Постепенно Ангелина приняла эту мысль как данность, и чувство «никомуненужности», опустошающее и леденящее сердце, стало ее постоянным спутником, тенью, что неотступно следовала за ней по пятам. Она больше не боролась, не пыталась вырваться из этой клетки, а лишь тихонько угасала, как догоревшая свеча оставляет после себя слабый запах горечи и несбывшихся надежд.
Шли годы – тянулись, как нити из веретена судьбы, неумолимо сплетая гобелен жизни. Вокруг нее, словно бутоны весенних роз, раскрывались ровесницы. Щеки алели румянцем влюбленности, глаза искрились предвкушением счастья. Вскоре каждая из них находила свою половинку, своего спутника жизни, создавая уютные гнездышки семейного очага. А ее, Ангелину, тихую и незаметную, растворенную в серости будней, казалось, не замечал никто. Купидоны, озорные проказники, будто сговорившись, посылали свои стрелы мимо, оставляя ее сердце нетронутым, в томительном ожидании чуда.
Время – безжалостный скульптор – лепило из девичьей нежности черты взрослеющей женщины. В морщинках, едва заметных в уголках губ, читалась усталость, а в задумчивом взгляде – отражение пережитых тревог. Но в глазах окружающих она оставалась все той же «женщинкой», хрупкой фарфоровой куколкой с детским личиком и неизменно грустными, припорошенными пеплом отчуждения, глазами.
Ее неприметность служила ей и проклятием, и защитой. Мужчины, скользя взглядом, не задерживали его надолго, не замечая за внешней оболочкой настоящую Женщину. А внутри нее бушевали страсти, похожие на дремлющий вулкан, готовый взорваться лавой любви. Она мечтала о любви – страстной и всепоглощающей, способной утолить ее жажду быть кому-то нужной. Однако этот огонь томился в одиночестве, запертый в темнице ее скромной и подавленной натуры.
Годы тянулись медленно, как патока, оставляя на сердце незаживающие рубцы от оскорбительного равнодушия. Ангелина научилась прятать свою боль, но она, как тень, преследовала ее повсюду. Молодая женщина мечтала о сильном мужском плече, о надежном пристанище, где можно было бы забыть о тяготах жизни. Но судьба, казалось, оставалась глухой к ее мольбам, слепой к ее слезам и страданиям.