В тот момент Ангелина еще не знала, что впереди ее ждет долгий и мучительный путь – путь к исцелению, прощению и возвращению к самой себе, путь, усыпанный осколками разбитых иллюзий и отравленный ядовитым чувством вины. Она еще не догадывалась, сколько сил и мужества потребуется, чтобы выжить и не сломаться под тяжестью этого кошмара. Но где-то в глубине души, за слоем боли и отчаяния, теплилась крошечная искорка надежды на то, что когда-нибудь она сможет снова почувствовать себя целой, полюбить и быть любимой. И вот тогда погребенная заживо Ангелина вновь воскреснет в ней и обретет новую жизнь.
Глава третья
Свекровь Варвара Прокопьевна, прославленная в райцентре бузотерка и сплетница, узрела в девушке некую отдушину – нишу, в которую и сбагрила непутевого, хотя и безумно любимого сына. Сварливая старуха сразу показала свой норов: даже не пыталась понравиться снохе, напротив, считала, что удостоила ту высшей благодати – выдала замуж за сына-оболтуса, и в первый же день после свадьбы отчитала за неправильно сложенную в сушилке вымытую посуду.
Варвара Прокопьевна стояла у кухонного окна, наблюдая за тем, как сноха развешивает белье во дворе. На всю округу старуха славилась своим острым языком и неуемной энергией, направленной в основном на перемывание костей соседям и выяснение отношений по любому пустяку.
И вот теперь эта бузотерка обрела в Ангелине, как ей казалось, идеальную мишень. Не то чтобы она ненавидела девушку. Нет, ненависть – чувство слишком сильное и требует больших затрат энергии. Скорее, Варвара Прокопьевна видела в ней возможность переложить часть бремени заботы о непутевом сыне, Мишенке, на чьи плечи никак не желали ложиться ответственность и серьезность. Сына, конечно, любила, до безумия, слепо, вопреки всему. И только она одна видела в нем «золотое сердце», скрытое под слоем лени и бесшабашности.
– Ты это что творишь, а? – рявкнула Варвара Прокопьевна, ворвавшись на кухню.
Ангелина вздрогнула от неожиданности.
– Я… посуду помыла и в сушилку поставила, – пролепетала она, не зная, куда спрятать глаза и спрятаться самой.
– В сушилку, значит? – презрительно скривилась Варвара Прокопьевна. – Да ты хоть знаешь, как правильно посуду-то ставить? Вилки ты куда воткнула? Не туда! Надо зубцами вверх, чтобы вода стекала, а не в зубцах застаивалась! И тарелки у тебя слишком плотно друг к другу стоят! Не просохнут – заведется плесень, и тогда, считай, хана посуде!
Ангелина с трудом сглотнула подступивший к горлу ком, изо всех сил стараясь сдержать слезы.
– Но я… я просто хотела помочь, – прошептала она.
– Помочь она хотела! – передразнила Варвара Прокопьевна. – Помощь твоя – только вред один! Лучше бы за собой смотрела! Посмотри на себя – как ворона напугала: ни прически, ни макияжа! Мужику-то своему как угождать собираешься? Одной своей дыркой других баб не отвадишь!
Ангелина покраснела до корней волос. Слова свекрови ранили ее, как острые иглы. Она вдруг ясно поняла, что никогда не сможет угодить этой пропитанной желчью женщине.
– Варвара Прокопьевна, – тихо сказала она, стараясь сохранять спокойствие, – я… я буду стараться. Просто пока не знаю, как вы привыкли…
– Стараться будет! – фыркнула старуха, наслаждаясь своей властью и покорностью «мишени». – Знаю я ваше «стараться»! Только обещаете! А делать-то кто будет? Я, что ли? Нет уж, голубушка, теперь это твой дом тоже. Так что сразу приучайся делать все как надо! Неженкам в моем доме не место! – с этими словами Варвара Прокопьевна демонстративно переставила посуду в сушилке, с грохотом отодвинула стул и вышла из кухни, оставив невестку в полном смятении.
Ангелина смотрела на переставленную посуду, на блестящие капли воды, стекающие по тарелкам, и чувствовала себя маленькой, никчемной, совершенно не готовой к этой новой, сложной жизни. Она еще смутно догадывалась, что впереди ее ждет долгая и трудная борьба за свое место в этом доме, борьба не только за сердце мужа, но и за уважение этой сварливой, властной женщины, которая, казалось, решила превратить ее жизнь в ад. И, возможно, самое страшное было в том, что Михаил не особо-то и собирался ее в этой борьбе поддерживать. Он, похоже, слишком привык ощущать себя вечным ребенком, которого всегда любила и оберегала его мать, чтобы взять на себя ответственность за защиту своей жены.