Но Эшвини куда больше обеспокоило то, что Назарах пригласил сюда обе враждующие группировки — либо он решил положить конец их противостоянию… либо разыграть последнюю кровавую партию.
В этот момент ангел поднял голову, и взгляд янтарных глаз наполнил голову Эшвини отзвуком таких криков, что она спросила себя, как он может спать по ночам.
— Охотница, — он указал ей на стул в середине стола.
Жанвьер уже сидел напротив, он пришел немного раньше.
Боль в груди чуть ослабла, когда она увидела, что вампир в порядке. Усаживаясь на стул, она догадалась, зачем Назарах выделил ей и Жанвьеру места в самом центре — чтобы они могли услышать и рассказать всем о его вердикте, его бесчеловечности. Она была вынуждена признать, что это самый эффективный способ достижения цели. Не надо убивать сотни — убей нескольких с нужной жестокостью, и больше никто не посмеет восстать против тебя.
Мужчина возле Эшвини, дождавшись, когда Назарах отвернется, склонился к ее уху:
— Вернув мою сестру, ты совершила худший поступок в своей жизни.
Взглянув в его пронзительно-синие глаза, на эту идеальную кожу, она произнесла:
— Это угроза?
— Конечно нет, — глаза Фредерика Бомона были ледяными. — Я никогда не осмелюсь угрожать охотнице Гильдии, которая в фаворе у Назараха.
— Умный мальчик.
Который разорвет ей горло в ту же секунду, как решит, что это сойдет ему с рук. Хотя это не значит, что она не может его использовать.
— Я слышала, ты занимаешься оружием?
К его чести, Фредерик смог с легкостью сменить тему.
— Да.
— Знаешь, где можно достать ручной гранатомет?
Небольшая пауза.
— Могу я спросить, зачем он тебе понадобился?
— Просто подумала, вдруг однажды пригодятся.
Ее сны были странными, обрывочными. И наутро все, что она помнила, — это что ей необходим гранатомет. А учитывая ее дар, со снами следовало считаться.
— Предпочитаю быть готовой ко всему.
— Возможно, я найду поставщика для тебя, — Фредерик продолжал на нее глядеть. — А ты не похожа на других, охотница, ведь так?
— Это другие не похожи на меня, — ответила она, когда Жанвьер перехватил ее взгляд.
В зеленой глубине, где она привыкла видеть смешинки, блеснуло предостережение, заставившее ее напрячься. Неважно, что именно задумал Назарах, Эшвини хотела оказаться отсюда как можно дальше. Она вообще-то могла рассчитывать на поддержку Гильдии, но зачем подвергать Кенджи и Бадена лишней опасности, если Назарах просто хотел, чтобы она и Жанвьер были свидетелями?
Внезапно установилась полная тишина.
Эшвини поняла, что вот оно, началось, еще до того, как повернула голову и увидела, как Назарах держит в руке бокал.
— За умные беседы и новые начинания.
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, почему эти слова наполнили зал ужасом. Антуан и Кэллан сидели друг против друга — старый воин и новый. И только один уйдет отсюда живым.
— Выживает сильнейший, — пробормотала она про себя.
Но Фредерик ответил на это:
— Не всегда, — склонившись, он задел ее плечо. — Иногда выживает тот, кто хитрее.
Она повернулась к нему.
— Твоя сестра подписала себе приговор, если она этого еще не поняла.
Губы скривились в улыбке.
— Моник хорошо умеет заставлять мужчин делать то, что хочет она.
— Может быть, но Назарах — не мужчина. А однажды она может об этом забыть.
Он прищурился.
— Она не умрет. Не сегодня. Назарах ее хорошенько унизит, и этого будет вполне достаточно.
Эшвини расслышала в его голосе затаённую ярость, и это было неудивительно, но дар подсказывал ей, что там скрывалось нечто еще. Проследив за его чувственным взглядом, ласкающим обнаженные плечи Моник, она покачала головой.
— Пожалуйста, скажи мне, что я ошибаюсь.
— Все остальные умрут, — шепнул он, и его утонченный голос прошелся словно наждачной бумагой по ее коже. — Лучше выбирать спутников из числа тех, кто проживет вечность.
Подняв стакан с водой, она сглотнула свое отвращение.
— Это весьма необычные идеи.
— Куда лучше, чем у Жанвьера. — Фредерик посмотрел через стол, и двое мужчин уставились друг на друга. — Он преследует тебя, но через несколько десятилетий, если не раньше, ты обратишься в пыль. Такие отношения бессмысленны.
Изучая профиль Жанвьера — вновь невредимый — она покачала головой.
— В этом танце есть удовольствие. Удовольствие, которого тебе не понять.
Она догадывалась, что между Моник и Фредериком эти нездоровые отношения возникли задолго до Обращения.
Фредерик продолжал буравить Жанвьера взглядом.
— Каково бы ни было удовольствие, боль будет гораздо сильнее, потому что будет мучить его бесконечно.
— А если Назарах решит, что Моник ему не нужна? — шепнула она.
Он резко повернул к ней голову, и в формально вежливых глазах она разглядела безумие, которое заставило ее испытать страх перед тем, в кого он превратится с возрастом.
— Я уничтожу любого, кто попытается забрать ее у меня.
Эшвини ничего на это не ответила, но про себя подумала, что вряд ли Фредерик Бомон проживет долгую жизнь. Даже она со своими жалкими человеческими несколькими десятилетиями вполне может пережить его почти-бессмертие. Потому что никто не мог сравниться по силе с Назарахом, не считая одного из десяти архангелов, и если Фредерик этого не понимал…
Ледяные пальцы страха поползли вдоль ее позвоночника, когда Назарах поднялся и распахнул крылья — мерцающий янтарь и ужасающая красота, затмившие все в этом зале. Этот страх, он оказался полезен, Эшвини натянула его как щит против мощи ангела. Впервые она разглядела его истинное «Я», по-настоящему осознала, насколько он бесчеловечен, насколько далек от земной жизни.
Все они — и вампиры, и люди — представлялись ему всего лишь интересными, забавными или надоедливыми, в зависимости от настроения, игрушками.
— Обычно я не вмешиваюсь, — начал ангел, голос его был ровным… но в нем звенела сталь обнаженного клинка, — когда вампиры решают свои проблемы друг с другом. Но когда разногласия достигают подобного уровня, как сейчас, вы должны выносить их на мой суд.
Его взгляд нашел Антуана, затем Симону. И на нескольких долгих секунд они буквально оцепенели от ужаса.
— Конечно, — так же тихо продолжил он, — некоторые из вас, похоже, думают, что справятся лучше ангела, живущего семьсот лет. Правда, Симона?
Пальцы Симоны тряслись так сильно, что красная жидкость расплескалась на скатерть, когда она поставила бокал на стол.
— Сир, я никогда…
— Ложь, — оборвал ее Назарах, — это то, что я презираю сильнее всего.
— Сир, — подал голос Антуан, в защитном жесте положив ладонь поверх руки своей спутницы. — Я готов нести ответственность за все. Я — самый старший.
Янтарные глаза Назараха запылали, когда он обратил взор к Антуану.
— Как всегда благороден, Антуан. А она продала бы тебя, будь у нее такая возможность.
Антуан позволил себе чуть улыбнуться.
— У всех у нас есть маленькие слабости.
Назарах расхохотался, и в его смехе были даже проблески веселья, только это было веселье бессмертного, нож, который наносил кровоточащие раны.
— Я рад, что Кэллан не сумел тебя убить. — Он обернулся к очередной жертве. — Молодой лев… не очень хорошо охранял то, что следовало беречь. — Ангел погладил волосы Моник в молчаливой беспощадной насмешке.
Взгляд Кэллана пронзил Жанвьера.
— Я слишком доверился. И не повторю эту ошибку вновь.
— Эта ошибка, — поправил его Жанвьер, беззаботно пожав плечами, — спасла твою шкуру.
Лицо Назараха не изменилось, но от голоса словно повеяло морозом.
— Каджун прав. Ты взял то, что принадлежало мне. Почему мне не следует содрать с тебя кожу живьем?