— Когда он так лихо сиганул через забор, я сразу про одержимого подумал, — сказал мне Факел.
Я с сомнением посмотрел на бородатого. Если не считать татуировки на груди, он ничем не отличался от нормального человека. Мне доводилось встречать одержимых. Они, действительно, шустрики еще те, но обычно все какие-то изломанные, словно бы это и не человек вовсе, а какая-то пародия на него.
— Не похож он на одержимого, — ответил я.
Однако инквизитор заверил меня, что мы попросту застали бородатого, так сказать, в самом начале пути. А вот если бы я его не застрелил, он бы потом о-го-го как развернулся. Ну, может и так.
А быть может, бородатый был просто очень шустрым культистом. Они тоже часто носили татуировки, причем нередко такие же, как и у одержимых. Видать, мечтали ими стать. Инквизиция, разумеется, об этом знала, и высматривала всех с такой отметиной. Поэтому те культисты, которые шпионили по нашим тылам, татуировок не носили, а те, у которых они уже были, могли и избавиться от них. Иногда вместе с конечностью, на которой эта татуировка была. Так им, кстати, проще было сойти за беженца.
Кроме того, татуировки были еще и у простых людей — от наших бравых морячков до тех же беженцев, которые верили в них как в обереги, и потому сам по себе рисунок на теле, если только он не был откровенно бесовский, всё равно ничего толком не доказывал.
— И тем не менее, на заметку мы таких людей должны брать, — сказал Факел.
Инквизитор тщательно зарисовал карандашом в свой блокнотик татуировки двух подельников бородатого и добавил, что людей с таким орнаментом можно брать сразу. В смысле, уже не на заметку, а сразу арестовывать. У него, кстати, подборка орнаментов в блокнотике была богатая, и рядом с каждым подписано, где и с кого срисовано. Там был практически весь северо-запад России, включая и Финляндское княжество.
Когда Факел закончил, мы погрузили тела на бричку и двинулись в обратный путь. Я подстелил под трупы рогожку, которую нашел тут же, на лесопилке, но в одном месте мы обивку всё же кровью уляпали. Потом тощий господинчик нам за это со всей вежливостью предъявил.
Однако первым делом мы навестили беженцев. Как сказал Факел:
— Бедновато наши покойнички выглядят. Могли и с ними прийти.
Здешние беженцы встали лагерем в поле за городской стеной. В город их, как водится, не пустили, но хоть не прогнали прочь — и то ладно. При нападении у них оставался шанс убежать за стены. Своей-то ограды вокруг лагеря они не построили.
Сам лагерь состоял из повозок с тентами, просто тентов, палаток и соломенных навесов. В самом центре возвышалась деревянная церквушка. На первый взгляд, уж прости, Господи, сарай-сараем, с крошечными квадратными окошечками и прохудившейся крышей. Из нее вверх торчала серая каменная башня, увенчанная колокольней с православным крестом наверху.
Населяли лагерь худые люди в потертой, а кое у кого и в откровенно драной одежонке. Многие были босиком. Долгая дорога вообще сурово обходилась с одеждой и обувью, особенно если те не были приспособлены к путешествиям. На одном старичке я едва признал бывший смокинг. Сейчас так назвать эти обноски даже язык не повернулся бы.
Татуировок я ни на ком не приметил, но, понятное дело, если у кого они и были, так те не лезли нам на глаза. Татуированных бродяг инквизиция хватала сразу и отправляла на дознание. Разумеется, там умели отделять зерна от плевел и невиновных отпускали, но, как по случаю неохотно признал Факел, при избытке рвения у них и ворона признается, что она перекрашенный крокодил.
Вечерело. На широких площадках между палатками горели костры. Над каждым огнем громоздился целый ворох разнокалиберных кастрюлек, чайничков и тому подобной утвари.
— Не дружно живут, — тихо заметил Факел, пока мы шли меж палаток. — Не с одного котла питаются.
Лошадку он вел под уздцы, а та по-прежнему тянула за собой бричку. Земля под ногами, несмотря на недавние дожди, была твердой. Утоптали.
— Похоже на то, — отозвался я.
Нам бы с ним, кстати, тоже не помешало пристроиться к какому-нибудь котлу. Мы, всё-таки, провели весь день на ногах. В вещмешке у меня валялась жестянка с тушенкой и пачка сухарей, но на двоих там только облизнуться, да и вообще это был наш неприкосновенный запас на самый черный день.
Увы, гостеприимством тут не пахло. Пахло страхом. При нашем приближении люди отводили глаза и торопливо убирались с дороги. Я, в общем-то, никакой другой реакции на двух инквизиторов с грузом покойников и не ожидал, а вот Факел заметно хмурился. Опять, стало быть, чего-то усматривал. И чем мрачнее он выглядел, тем испуганнее выглядели люди вокруг. Что, опять же, не удивительно, но если он своей хмурой физиономией всех распугает, кто нам покойничков опознает?