Здешняя мертвецкая занимала одну комнату в подвале церкви. В ней уже лежала какая-то старушка, чинно преставившаяся на девяносто втором году жизни. После получаса споров, уговоров и даже угроз именем инквизиции подселили к ней наших троих, отгородив их деревянной ширмой. За эти полчаса прибыл местный доктор с помощником, и мы с ним приволокли эту ширму со второго этажа. Тяжелая оказалась зараза.
Факел тщательно проинструктировал доктора, что нам интересно по части вскрытия. В смысле, ему интересно. Мне на них было наплевать, а после того, как я чуть не навернулся с этой ширмой на лестнице, вообще хотелось пристрелить всех троих по второму разу.
— Идем, Глаз, — сказал Факел, когда всё, наконец, устроилось. — Я узнал адрес этого плотника. Тут недалеко.
— Заглянем в гости? — без особого энтузиазма спросил я.
— Да. Нагрянем, пока новости еще не разлетелись.
В последнем я сильно сомневался, но чем нечистый не шутит. Благо и впрямь оказалось недалеко. У плотника был дом в конце боковой улочки, у самой стены. По размерам, скорее, избушка, но так добротно сделанная, что ее иначе чем домом и не назовешь. Крохотный дворик перед входом был засыпан песком, через который пробивалась трава. Никакой жизни с улицы не наблюдалось.
Входная дверь выглядела не слишком прочной. Факел примерился и с одного удара выбил ее ногой. Я первым ворвался внутрь с оружием наизготовку. В сенях никого не оказалось. Дверь в комнату была приоткрыта. Я рывком распахнул ее и нырнул внутрь, падая на пол. Пол был дощатый и немного пыльный.
Черная тень молнией метнулась в окно. Только занавеска взметнулась. А, быть может, она одна и взметнулась от ветра, человеческого силуэта я не разглядел. Секундой спустя Факел появился в дверях, полностью заполонив собой дверной проем. Если бы сейчас началась стрельба, он собрал бы весь урожай свинца. На его счастье, обошлось без пальбы.
Не увидев никого в комнате, я метнулся к приоткрытому окну. За окном был всё тот же песчаный дворик. Пустой. Улица тоже была пустынной. Где-то за домами лениво тявкнула собака. Выбравшись наружу, я не нашел на песке никаких следов. Впрочем, песок давно слежался, я и сам-то там не особо наследил.
— Наверное, показалось, — сказал я в окно.
Дома стояли вплотную, а добежать до конца улицы человек бы точно не успел.
— Не показалось, — отозвался изнутри Факел. — Тут кто-то пошарил до нас.
— Вот зараза, — беззлобно ругнулся я.
Вернувшись в дом, я присел на подоконнике, глядя, как Факел методично обшаривает жилище. Он подходил к очередному шкафу или рундуку, вначале осматривал его снаружи, затем открывал дверцу или крышку — смотря что там было — снова осматривал и уже потом начинал рыться в содержимом. Закончив осмотр, инквизитор аккуратно складывал вещи как было, закрывал, что открыл, и только потом переходил к следующему предмету.
Тот, кто покопался тут перед нами, был не столь аккуратен. Факел по ходу обыска указывал мне на детали, которые выдавали предыдущий обыск, но я просто верил ему на слово. Покончив с комнатой, Факел прошелся по сеням. На чердак пришлось слазать мне. Там все заросло паутиной. В подполе не нашлось даже паутины.
— Не жил он здесь, — констатировал Факел итоги наших бесплодных изысканий. — Разве что ночевать приходил. А вещи — для маскировки.
— Он бы лучше для маскировки чугунок картошки заготовил, — проворчал я.
Факел усмехнулся.
— Даст Бог, у старосты покормят, — сказал он. — Пойдем, проведаем этого Василия Никаноровича. Думаю, уже пора.
— Давно пора, — ответил я, и глянул на часы. — Если повезет, аккурат к ужину поспеем.
Факел усмехнулся, и согласился, что вообще было бы неплохо. Однако он имел в виду, что пора бы уже позадавать старосте кое-какие вопросы. Дело у Факела всегда на первом месте.
Приехав в управу, мы сдали лошадку с бричкой на попечение тощего господинчика, а сами поднялись на второй этаж. Симпатичная машинистка, наморщив лоб, перекладывала бумаги. Это выражение сосредоточенной задумчивости ей очень шло. Печатная машинка была накрыта тряпичным чехлом.
Дверь в кабинет отворилась и оттуда вышел городской староста.
— Ох, Ольга Львовна, я думал, вы уже ушли, — произнес он, глядя на машинистку.
Барышня тотчас отложила бумаги и с готовностью вскочила на ноги.
— Уже ухожу, Василий Никанорович, — сказала она.
Голос у нее был приятный. Староста неуверенно кивнул, затем заметил нас и куда увереннее вздохнул. Барышня оглянулась, и добавила:
— Если, конечно, господам не потребуется стенографировать.
Едва я собрался сказать, что всё может быть, как Факел вперед меня уверенно заявил: