— Так это что же у нас получается? — встревоженно произнес староста, не решаясь озвучить очевидное.
За него это сделал Факел.
— А получается, Василий Никанорыч, что не единственный он тут культист был.
— Так вы ж еще двоих подстрелили, — тотчас напомнил староста.
— Эти уже после пришли, — ответил Факел. — Думаю, сбежали от нас в Петрозаводске.
— Так, может, и он с петрозаводскими где-то пересекся? — предположил староста.
Факел согласился, что может быть и так, и поинтересовался, кто из горожан живет в Дубровнике со времен чумы в Чекушках. Как оказалось, "почитай все", включая, кстати, и самого старосту, который клятвенно нас заверил, что он, конечно, ни в коем разе и ни сном, ни духом.
— А, может, это кто-то из беженцев? — предположил староста. — Они аккурат с того времени пошли.
Он достал из ящика стола папку с бумагами, сверился с ними и заявил, что да, буквально на днях два года будет, как первые беженцы у него зарегистрированы.
— Это, значит, с начала осады Новгорода, — прикинул Факел, задумчиво оглаживая подбородок.
Староста немедля поддакнул, что так оно и есть. Новгородские пришли первыми, да и сейчас многие ими записываются. Фронт-то там то туда, то сюда ходит. Сам город исправно держится, но бесы по всей округе шастают. Вот люди и бегут.
— Проверим, — сказал Факел, но прежде чем староста успел вновь поддакнуть, он уже и рот раскрыл, инквизитор с другой стороны зашел: — Только ты мне вот что скажи, Василий Никанорыч. Это что же, два года у тебя люди пропадают, а ты, как сам говоришь, ни сном, ни духом?
Староста побледнел.
— Позвольте! — негромко произнес он. — Какие два года? Люди начали пропадать всего лишь недели три назад.
Он сверился с бумагами и добавил, что первый городской житель исчез и вовсе десять дней назад, а три недели — это потом полицейский среди беженцев накопал.
— Угу, — сказал Факел. — Это похоже на правду. Значит, десять дней вы искали своими силами, а потом ты, Василий Никанорыч, обратился за помощью?
Староста заверил нас, что так оно и было. Люди уж очень из-за слухов о людоеде взволновались. Пришлось, так сказать.
— Пришлось, — повторил за ним Факел. — Вопрос только: кому? Ведь ты, Василий Никанорыч, той телеграммы не отправлял.
Инквизитор остановился у стола старосты и строго уставился на того. Тот весь сжался. Его взгляд буравил бумаги перед ним, словно надеясь отыскать там правильный ответ, но никак не находил.
— Брось темнить, Василий Никанорыч, — сказал Факел. — Мы всё равно раскопаем, кто ее отправил. Телеграмма — это документ, а документ подразумевает учет. Время только жалко тратить.
— И просьба о помощи — это не преступление, — добавил я. — За нее точно не накажут.
— Да как сказать, — едва слышно прошептал староста.
Мы с Факелом переглянулись, и мой товарищ, не теряя времени, насел на него всерьез. Кто может наказать за обращение в инквизицию, окромя культистов?! В общем, до обвинения в ереси тут оставалось буквально пол шажочка. Бедного старосту уже трясло. Ну еще бы! Ересь по нынешним временам — измена, только вместо петли изменника ждал костер. Незавидная перспектива.
— Если не так, самое время рассказать нам всё, — сказал я.
Староста тотчас поклялся Христом богом, что всё не так и до сего дня ни о каких культистах он и слыхом не слыхивал.
— Это всё военные наши! — жаловался он, прижимая руки к груди. — Секретность у них. А молчать велено мне. И куда прикажете деваться? Мы ж от них полностью зависим, господа! Не подпишут приемку грузов — и никаких пайков нам. Лебеду жрать будем, а у меня — полтыщи человек только по учету проходит. Да еще бродяги эти, будь они неладны! И хоть разорвись между вами всеми.
Он руками показал, что уже разрывается на части. Факел его еле успокоил. А вот нечего было так запугивать человека!
Малость успокоившись, староста вздохнул и поднялся на ноги. Позади него стоял массивный шкаф. Дверцы были заперты на замок. Ключ от него висел у старосты на шее. Отперев шкаф, староста достал лист бумаги.
— Вот, господа, читайте сами, — убитым голосом произнес он.
Факел взял бумагу и подошел к окну. Тут было светлее. Бумага оказалась телеграммой, датированной двумя месяцами ранее. Отправителем значился штаб фронта за подписью лично генерала Алексеева. Это наш командующий.
Далее шел гриф "совершенно секретно", прочие атрибуты и, наконец, текст, извещавший руководство города Дубровник о проведении профессором Леданковым важного военного эксперимента в их районе. Телеграмма требовала не только оказывать профессору всяческое содействие, но и сохранять в строжайшей тайне всё, что касается эксперимента и самого профессора. Излишнюю болтливость обещали карать по законам военного времени. Это расстрел. Тоже не сахар, хотя и лучше костра.