— Быть может, ты и прав, — сказал я. — Просто так мне будет спокойнее.
— Понимаю, — ответил Факел; он был одним из немногих выживших, кто знал не всю, но большую часть той истории. — И я бы не нагружал этим тебя, но этот одинокий мутант не идет у меня из головы. Понимаешь, Глаз, для них это очень нехарактерно. Да и морда у него была какая-то подозрительно умная.
— Думаешь, одержимый?
— Все они одержимые, — отозвался Факел. — Тут главный вопрос — кем? И у меня на этот счет очень дурные предчувствия.
Впрочем, как всегда.
— Ты заодно спроси у Ольги Львовны, нет ли в Дубровнике хороших охотников с собаками, — добавил Факел.
Я кивнул и отправился проводить исследование. На пороге я обернулся. Факел развернул иконку, вшитую в левую лямку огнемета, и беззвучно молился над ней. Левой рукой он держал крохотный блокнотик в черном кожаном переплете. В него Факел записывал имена тех, за кого надо помолиться. Из тех, кого я знал, там были две пулеметчицы из штурмовиков и убитый бесами дезертир из Нарвы. Факел-таки написал на него рапорт, но, как я и предсказывал, разводить бюрократию никто не стал и дезертира оформили как павшего в бою. А еще Факел выяснил, как его звали, и включил в свой поминальный список. Иногда я его совсем не понимаю.
Барышня еще не спала. Когда я негромко постучал в дверь, за ней тотчас раздался ее голос:
— Войдите.
Я вошел. Барышня устроилась на лавке, накрывшись стеганным одеялом. Под лавкой стояли сапожки. Еще весьма приличные на вид, хотя дорога уже наложила на них свой отпечаток. Черное платье было аккуратно разложено на соседней лавке.
— Видите ли, какое дело, Ольга Львовна, — начал я, одновременно прикидывая, как бы подвести разговор к деликатной теме. — Мы с Факелом очень благодарны вам за помощь, но ситуация осложнилась.
Пока я говорил, барышня подобралась. Ее взгляд стрельнул в сторону платья. Там на краешке лавки лежал ее блокнотик и карандаш, но, чтобы добраться до них, ей бы пришлось вылезти из-под одеяла.
— Намечается интересный материал? — деловито осведомилась барышня.
— Возможно, — сказал я.
Ее глаза заблестели.
— Но только для тех, кто выживет, — строгим тоном добавил я.
Блеск в ее глазах не померк ни на йоту.
— Я выживу, — заявила барышня. — И что это будет?
— Будем ловить странного одержимого, — сказал я. — По крайней мере, мой товарищ считает его странным, а он на них собаку съел.
— Я в деле!
Нисколько в этом не сомневался. Интересно, мне когда-нибудь доведется встретить благоразумную красотку?
— Есть одно условие, — сказал я.
Барышня кивнула, внимательно глядя на меня. Подозреваю, что в общем виде она уловила суть дела еще до того, как я продолжил. Было что-то такое в ее взгляде. Однако она терпеливо слушала, пока я минут пять рассказывал ей, как мы вычисляем одержимых по татуировкам и как нам важно знать, что в наши ряды не затесалась очаровательная культистка. Затем она вновь кивнула.
— Договорились, — произнесла барышня, медленно стягивая с себя одеяло. — Но имейте в виду, я рассчитываю минимум на сенсацию.
Татуировок на ее теле не было.
Глава 5
Одержимые бывали разные. Прежде всего, конечно, это были бесы. Вроде даже те самые рыжие поганцы, с которыми мы регулярно имели дело на поле боя. Просто некоторые прибывали к нам, так сказать, в теле, а некоторые обзаводились им уже по прибытии.
Точнее говоря, вначале бес заключал с человеком договор, и вот эти самые культистские татуировки служили печатями на нем. Мол, человек сам, по свободной воле своей, отказывался от облика, данного Господом, и первым вносил в него искажение. Затем уже в дело вступал бес и начинал перестраивать тело. С каждым изменением росла сила одержимого, но росла и власть нечисти над ним.
— Симбиоз? — щегольнул я ученым словечком.
От профессора в госпитале слышал. Факел тоже знал ученые слова.
— Только на первый взгляд, Глаз, — сказал он. — Со временем власть беса над телом становится абсолютной, и тогда он вышвыривает ненужного больше человека прочь.
— Куда вышвыривает? — уточнила барышня.
Мы беседовали за утренним чаем, и она едва успевала записывать. К своей кружке так и не притронулась.
— В ад, — спокойно ответил Факел. — Куда еще душу такого грешника девать?