А ведь я обещал тому дезертиру присмотреть за его родными, если встречу их. За веткой мне открылся просвет. Когда-то, должно быть, тут была просека, но она успела зарасти. Пришлось взять правее.
— Нет, Глаз, — сказал Факел, топая за мной. — Я тоже виноват. Не предупредил. Я ведь видел, что ты пытаешься ее живой взять. Подумалось, а вдруг! А это, как ты говоришь, не по уставу. Вот и получилось то, что получилось.
Он снова вздохнул. Какое-то время мы шли молча. Слева от нас тянулся высохший малинник, и в просвет над ним я наблюдал за небом. Там сплошным потоком шли на запад дождевые тучи, меж которых время от времени мелькали горгульи. В основном это были твари старого образца, но несколько новых змеев тоже попались на глаза, а вот военного дирижабля я так и не приметил. Это уже начинало беспокоить.
Где-то на полпути начал накрапывать дождик. Чтобы малость разрядить обстановку, я в шутку предложил Факелу помолиться о его усилении. Мол, его в небесной канцелярии точно послушают.
— А какой нам прок с дождя? — спросил Факел. — Всё ж промокнет. Гореть хуже будет.
— Зато и поджигатели вроде нас будут меньше заметны, — ответил я. — И горгульи в дождь не летают.
Точнее, летают, но редко и неохотно. Если только демон вдохновляющего пинка даст. Демоны у нас, кстати, ожидались.
— Угу, — задумчиво произнес Факел. — Проще будет подобраться к гнезду. Попробую.
И он действительно забормотал слова молитвы. Уж не знаю, как у него это получается, но дождь заметно усилился. Я поднял воротник, и спрятал винтовку в чехол. Тот был пошит на совесть, чтобы даже в сильнейший ливень ни единой капли на мою прелесть не попало, и при этом я мог достаточно быстро ее достать.
— Как видишь, Господь с нами, — повеселевшим тоном обратился ко мне Факел.
— Так, может, он и гнездо сам спалит? — отозвался я.
— Для этого у него есть мы!
Увы, да. Хотя жахнуть с неба молнией было бы проще. Но и за маскировку спасибо. Хороший дождь — первый враг часового. Видимость ухудшается, слышимость — если не шлепать по лужам как Факел — тоже, а унылая окружающая местность уже примелькалась и воспринимается как нечто постоянное, тогда как оно на самом деле заметно изменилось. У нас в полку во время ненастья посты обходили в два раза чаще. Особенно после того, как один балбес умудрился задремать под мерный шелест дождя. Балбеса, кстати, расстреляли. Можно было бы просто морду набить для первого раза, но закон на этот счет очень суров и к тому есть все основания.
Когда мы вышли к гнезду, дождь уже свою задачу выполнил. Вся охрана попряталась. Мы с Факелом остановились в отдалении, разглядывая гнездо через просвет между деревьями. Точнее, разглядывал в основном я, а он проверял огнемет и, небось, гадал, как долго я еще буду попусту тратить время.
С нашего предыдущего визита тут мало что изменилось. Разве что горгульи добавились, да и те попряталась под широкими козырьками под куполами. Ольги Львовны среди них я не приметил. Еще пара горгулий устроилась на верхушках деревьев. Одну сходу выдала яркая расцветка, другая слишком громко шипела, пытаясь перекричать дождь. О чем она, я так и не понял. Возможно, просто о жизни. Никто ей не ответил.
А еще те розовые прожилки, что обвивали всё гнездо, пульсировали заметно сильнее, чем в прошлый раз.
— Факел, — шепотом позвал я, и, когда он обернулся, спросил: — А вон те розовые штуки нас не смогут заметить?
Инквизитор посмотрел, задумчиво нахмурил лоб и сказал, что вряд ли.
— Наши их вроде изучали и решили, что это просто растения, — негромко сказал он. — Глаз у них точно нет.
— А носов или чего-то в этом роде?
Факел пожал плечами.
— Старший как-то рассказывал, что они когда горят, то издают тонкий писк, — добавил инквизитор. — Вроде комариного.
— Стало быть, тревогу поднять смогут, — сказал я. — Будем держаться от них подальше… Прячься!
Из ворот конюшни, опасливо озираясь по сторонам, вышел культист. Это был невысокий вихрастый парень лет двадцати, не больше. По одежде — типичный студент, только на голове у него красовался картуз с высоким околышем и красным цветком над правым ухом. В театре такой головной убор выдавали актеру с амплуа первого парня на деревне, а в реальной жизни первый раз вижу, чтобы кто-то нацепил на себя нечто подобное.
Когда мы только подошли, я приметил студента первым. Тогда он стоял в распахнутых воротах с трехлинейкой на плече, и хмуро смотрел в дождь. Теперь оружия у него в руках не было. Присмотревшись, я заметил трехлинейку сразу за воротами, прислоненную стволом к стене.
— Ага, — прошептал я, сидя под кустом. — На конюшне у них всего один охранник. И он куда-то уходит.