В языке лишнего нет. Без до-верия, и вера не придет. Потому дураком доверчивого только бессовестный назовет. Не надо бы дикому рынку на Руси русских калечить. Не полезно цивилизованным людям в дикостях участвовать.
Красная «копейка» с холодильником на крыше шла по трассе «М4» Москва – Краснодар – Новороссийск. На подходе к станице Павловской, что у развилки на Владикавказ, на дорогу вышел страус.
Страус был большой, а голова его была маленькая. Он напал на красного ревущего зверя, что бежал быстро, но был ниже, а значит слабее.
Страус умер, а копейку вынесло за обочину и положило на бок.
Когда Рудомаха очнулся, он лежал возле мертвой птицы. Два натуральных армянина тихо спорили на неизвестном языке. Один, что повыше, опирался на длинную палку с петлей на конце. Рудомаха сел и застонал.
- Жив, дорогой! Не плачь, сейчас трактор будет, сейчас все будет!
- Молчи, Вагран. Уважаемый, как ты себя чувствуешь?
- Голова болит...
- Конечно, болит! Такая авария страшная, дорогой! Сейчас к доктору поедем! Все вылечим!
- Молчи, Вагран. Уважаемый, как тебя зовут?
- Андрей Юрьевич Рудомаха, следователь... Бывший.
- Как бывший? Кто тебя бывшим сделал?! У меня племянник в Ростове, в прокуратуре! Мы тебя главным следователем сделаем, дорогой!
- Молчи, Вагран. Андрей Юрьевич, сейчас трактор приедет, твою машину на колеса поставит, скотину эту на него погрузим и я тебя к врачу отвезу. Тут недалеко ехать.
- Спасибо. Откуда здесь страус?
- Это армянский страус, дорогой! Смотри какое перо! А ляжки, ляжки! Только у нас такие страусы!
- Молчи, Вагран. С фермы сбежал. Ферма здесь страусиная недалеко. Мы, с Ваграном – погоня. Хорошо, что успели дорезать теплого – мясо не пропало.
- Мясо, дорогой, пальчики оближешь! Для тебя шашлык из страуса сейчас буду делать! Такой шашлык! Такое вино! Что доктор, Вагран тебя на ноги поставит, на двадцать лет больше жить будешь!
- Молчи, Вагран. Встать сможешь, Андрей Юрьевич? Вон трактор уже идет. Ты куда ехал, расскажи.
14
Люди считают себя источниками мнений и идей, но всегда являются только носителями заложенного извне. Не генерирует человек ничего из себя, только выбирает для себя. Именно тот или иной выбор говорит о величии или о ничтожестве каждого конкретного человека.
Девясил замерз. Рваное одеяло не грело, а дрова собирать было уже темно. Посвященные высших степеней на связь не вышли. Были звуки, но волхв сильно подозревал, что это звуки леса. Река шумела. Девясил знал, что боровики можно есть сырыми, и съел два гриба. Без соли было не вкусно.
Простые стихии затаились и не выказывали себя, а неведомое приближалось. Волхв осязал шорох судьбы. Наваливалось извне нечто непреодолимое, неотвратимое. Такое, что если не сможешь отвернуться, не одолеешь. А как тут отвернешься, если оно уже входит. И ты заперт в каменной волхоловке.
Нечто вошло в форме черного человека в остроконечной шапочке. Черный человек повел носом и пронзил горящими глазами дрожащего в углу Девясила:
- Мерзнешь бес? В аду теплее? Так и сгинь, - и монах осенил угол троеперстным крестом.
- Не сгинул? Значит Богом попущено тебе, меня этой ночью смущать, свинорыльце?
- Ом! Мани! Падме! Хум!
- Как тебя зовут, мне без разницы.
Монах встал на колени перед процарапанным в камне над ложем восьмиконечным крестиком.
- Не лобзание Тебе приношу, яко Иуда, но как разбойник исповедую Тя. Помяни мя Господи во царствии Твоем.
И монах со своего самодельного жизненного креста стал каяться распятому людьми Богу. Он плакал, бился головой о землю и признавался в таких грехах, что у Девясила волосы на голове дыбом вставали. Волхв пребывал на грани обморока. Черный человек оказался омерзительным чудовищем из антимира.
Невыносимое продолжалось всю ночь. Принеся Богу покаяние, монах стал петь славу. Будь Девясил святоотчески образован, он бы узнал многое, но тьма невежества, потому и тьма, что в ней ничего не видать.
Справедливости ради необходимо заметить, что православные каноноведы осудили бы беглого монаха за то, что он мешает в кучу куски литургии, акафисты и псалмы. Того хуже, то и дело сбивается на покаянный плач собственного сочинения. Недоговорив пол слова, вдруг падает головой в пол и вообще, читает не монотонно.