‒ Ну и кто ты? ‒ спросил сержант, схватив его за руку. ‒ С чем пожаловал?
‒ Я в плен… ‒ сказал он таким тоном, словно боялся, что ему не поверят.
‒ Кто ты, в какой части служишь?
Он назвал номер бригады.
‒ А фамилия моя самая украинская: Огиенко, ‒ добавил торопливо.
‒ Ну, пойдём в блиндаж, Огиенко, поподробнее расскажешь свою историю. А ты, Медведев, продолжай службу. Молодец! ‒ обратился сержант к Михаилу. ‒ Рот не разевай попусту.
В блиндаже пленному ‒ высокому, русоволосому мужику средних лет ‒ связали скотчем руки, обыскали, проверили документы, и сержант доложил командиру о перебежчике, и тот коротко приказал:
‒ Ждите особиста!
‒ Как зовут-то, Огиенко? Откуда ты? Как попал на Курскую землю?
‒ Зовут Владимиром, из Полтавы я, тэцэкашники замели после Нового года. Отец украинец, разбился на машине три года назад, мать русская, родом из Крыма, её мать ‒ моя бабушка, из Рязани, в детстве бывал на её родине в Мещере. Был у меня младший брат, погиб год назад на фронте.
‒ Почему от своих сбежал? Ведь могли подстрелить!
‒ Какие они свои… Из-за матери сбежал, не хотел, чтобы и второго сына у неё убили.
‒ Есть хочешь?
‒ Нет, спасибо, попить дайте…
Ему подали бутылку с водой, он жадно сделал несколько глотков, дёргая кадыком, и сказал:
‒ Спасибо, парни! Простите нас!
‒ Кого-то простим, а кого-то подумаем! ‒ с нехорошей прищуркой сказал сержант. ‒ Ладно, приходи в себя, скоро за тобой машина придёт.
Когда через полчаса пришёл внедорожник, и капитан с двумя охранниками повели Огиенко к машине, он сказал на прощание:
‒ Спасибо, сержант! Ты настоящий человек…
Когда капитан уехал, Силантьев вышел из блиндажа, окликнув Медведева, подошёл к нему, спросил:
‒ Как ты его обнаружил?
‒ В тепловизор, полезная штука.
‒ А твой «крестник», оказывается, наполовину русский, бабка у него из-под Рязани. Твоя землячка. Вот как всё сплетено. И говорит он на русском чисто, без гаканья. Он как, во весь рост шёл?
‒ Именно так… Сначала шёл, а когда начали стрелять ‒ пополз.
‒ У них ведь тоже часовые есть. Ты-то обнаружил, так же и они его засекли. Незаметно трудно сбежать.
‒ Но всё обошлось для него. Повезло.
‒ Это верно. Их там в такие условия поставили, в такие тиски зажали, что мама не горюй. Ладно, бди!
‒ Товарищ сержант, хотел спросить: вы сами-то откуда будете?
‒ Из Карелии, а что? Когда нашу дивизию начали формировать, я поступил на службу по контракту, думал недалеко от дома буду служить, а получилось, что сначала на Луганское направление выдвинули, а теперь вот на Курском воюю.
‒ Не жалеете, что подписали контракт?
‒ Ни капли. Я уж служил два года по контракту после срочной, там и сержантом стал. Потом под мобилизацию попал, прослужил полгода, был ранен, какое-то время на инвалидности сидел, потом окончательно излечился, и вот снова в войсках. Неймётся мне.
‒ А чего первый раз-то расторгли?
‒ Женился, жена настояла. А я оказался слабохарактерным.
‒ Теперь, значит, характера прибавилось? Или жена привыкла?
‒ Какой ты всё-таки любопытный. Знаешь ведь, что на посту разговаривать категорически не полагается?
‒ Знаю.
‒ А сам чего же?
‒ Да это так, вскользь… Детишки-то имеются?
‒ Две девчонки. Бракодел я. Ну, ладно. Поговорили, и хватит, а то вместе на губу загудим!
Хорошо поболтал Медведев с сержантом, хотя и в нарушение устава, но это малая провинность. Главное для него в сегодняшнем дежурстве то, что вовремя обнаружил перебежчика, вовремя оповестил командира, который оказался и ненамного моложе, но бывалым, оказывается, с таким не пропадёшь.
Пока говорил, видел, что Земляков неподалёку крутится, а как сержант ушёл, то он подошёл и хмыкнул:
‒ С начальством скорешился?!
‒ Ладно, не прикалывайся и не ревнуй. Немного о себе он рассказал. Ведь интересно же, кто тобой командует, отдашь, не задумываясь, жизнь за командира, или подумаешь. А для этого, чтобы всем жертвовать ради кого-то, надо знать, что твоя жертва станет необходимой…
‒ О, как ты заговорил!
‒ Тебя наслушался. Ладно, Серёг, разбегаемся. Немного осталось до смены караула. Тебе тепловизор дали, вот и радуйся игрушке, держи уши на макушке.
‒ Прям стихами заговорил.
‒ Не прикалывайся, а неси службу и не поддавайся её тяготам.
5
После суток караульной службы всё почти отделение чувствовало себя разбитым, невыспавшимся. Те, кто в дневальных ходил, обеспечивая общий порядок в подразделениях взвода, наводя чистоту в блиндаже, окопах, обеспечивая обогрев, заготовку дров, доставку воды, горячей пищи, ‒ тем легче было, хотя при случае и они участвовали в удержании позиции, и в атаку шли вместе со всеми. В общем, как сказал появившийся утром следующего дня командир взвода лейтенант Егор Зимин, вернувшийся из госпиталя и заглянувший в блиндаж для знакомства с вновь прибывшими: