‒ Что с ним?
‒ Двухсотый… Пуля в висок зашла…
‒ Как она могла в висок-то зайти? ‒ удивился Медведев.
‒ Просто. Оглянулся или повернулся, а тут и она, сердешная… Поднимаем, возвращаемся назад.
К ним подбежали ещё два бойца, схватили автомат убиенного, вцепились кто за руку, кто за ногу и, пригибаясь, понесли его с поля боя, и Силантьев с бойцами прикрывал их огнём. Когда собралась группа, в воздухе загудели дроны. Медведев попросил замену и опрокинулся спиной на мягкий снег; прицелившись, прошил один дрон, взорвавшийся в воздухе, второй, спикировавший к нашим окопам, но не долетевший и тоже громыхнувший взрывом. Когда же Михаил завалил третий, от которого полетели ошмётки и он, кувыркаясь, беззвучно спикировал на луговину, то вражеские дроны вдруг пропали, а Михаил какое-то время лежал на подтаявшем снегу, радуясь синему небу над головой и чувствуя, как дрожат руки от напряжения и радости. И лишь один дрон висел в высоком небе, видимо, разведчик, и дроновод его, наблюдая мелькнувшую картину, наверное, радовался вместе с Михаилом. И Медведев вспомнил, что сегодня началась весна, что продолжается круговорот времён в природе, вспомнил свою Валентину, будущего ребёночка, который четвёртый месяц живёт в ней. «Томится она сейчас в своей библиотеке и знать не знает, что я её вспоминаю, погибшего Димку вспоминаю, и глаза мои мокрые от слёз!» ‒ подумал Медведев.
Когда он поднялся, бойцы были довольно далеко, но он не спешил их догонять, и подлые дроны не решались к нему подлететь, и где-то на чужой стороне снайпер прикусил язык, раздумывая, что делать с этим оторвой, которому и дроны нипочём, и пулей его не взять на таком расстоянии. Быть может, не критичном для снайпера, но и мазать не хотелось.
Когда, разгорячённые, вернулись в окопы, настроение у всех было на нуле. Даже не помогло геройство Медведя. И казалось, что Силантьев огорчился более всех при виде погибшего. Когда бойца занесли в блиндаж, сержант сказал, сняв с потной головы каску:
‒ Ребята, это Букреев. Записал в список на спецоперацию, и вот его не стало. Почтим память…
Кто сидел, молча поднялись, все вместе безмолвно застыли, после чего Силантьев, вздохнув, связался с комвзвода:
‒ Товарищ лейтенант, у нас двухсотый… Из списка. Предлагаю замену. Запишите: вместо выбывшего Павла Букреева Виктора Карпова. Согласие получено… Пришлите эвакуацию.
6
Если бы не гибель Букреева, то настроение было бы окончательно весенним, а так оно смазалось, особенно, когда примерно через час блиндаж накрыл прилёт дрона, видимо, в отместку за недавнее геройство Медведева. Хорошо, что вход в блиндаж защищён с боков мешками с землёй, а сверху к нему с двух сторон ведёт коридор из сеток. Так что от взрыва пострадала лишь часть сети да посекло несколько лопат недалеко от входа. В общем, эта атака лишний раз напомнила, что расслабляться рано. К тому же Земляков свои три копейки вставил:
‒ Ты чего геройствуешь?
‒ Думал от тебя благодарность услышать.
‒ Да, за дроны ‒ спасибо, а благодарность тебе будет лейтенант объявлять. Зачем потом красовался, снайперов дразнил. Они злопамятные, запомнят тебя, такого храброго, и будут охотиться, тем более знают, в какой норе скрываешься.
‒ Теперь чего же, и не дышать?!
‒ Я тебе сказал, а ты подумай над словами, не брыкайся. Ты живой нужен жене и будущему ребёнку. Я хоть и младше тебя на пару лет, но ты ко мне прислушайся.
‒ Ладно, считай, что прислушался.
‒ И не делай одолжения…
Медведев не обиделся на товарища: всё правильно он говорит. Лишний риск ни к чему в любом деле, а на войне ‒ тем более.
‒ Ладно, считай, что принял твою заботу и оценил её. Чего дальше-то делать?
‒ У сержанта спроси.
‒ Мы пока к «секретному» заданию приготовились бы.
‒ Приготовишься. Успеешь. Бойцу приготовиться, только подпоясаться.
Они поругивались, но не свирепо, и Медведев даже радовался за Земляка: «Вот настоящий товарищ! Иной бы промолчал, а у этого душа болит!».
До ночи они томились в блиндаже, обошлось без новой атаки нацистов, и хоть это радовало. Правда, вечером сержант приказал всем, кто попал в список, проверить амуницию, оружие, из документов ‒ только воинский билет и жетон, и быть готовым к завтрашнему утру.
Перед рассветом в тыл блиндажа подъехала затёрханная «буханка» и остановилась в кустах, где к этому времени собрались 15 бойцов из трёх отделений. Без лишних вопросов они мигом набились в машину и, тяжело проседая, она запетляла вдали от посадки, где могли быть мины, хрустя подмёрзшим за ночь снегом. Ехали без фар. И всего-то минут десять-пятнадцать. Остановились около другой лесопосадки, у малозаметного прохода, занавешенного сетями и наклонным входным проёмом, словно в нору. Спешились, машина сразу ушла, а они зашли то ли в помещение, то ли в ангар, и в предрассветной мгле дальних контуров его видно не было. Они пошли по длинному полуподземному коридору с накатом из брёвен и досок, и метров через триста остановились, расположились вдоль стен, где сидеть ‒ сплошное мучение. Вскоре в ним подошёл вчерашний военный в камуфляже с тяжёлыми складками вокруг рта и мешками под глазами. Когда они построились по приказу лейтенанта Семибратова из второго взвода, он представился: