‒ То же самое проделаю с тобой в трубе! Посмотрим, как ты скакать начнёшь.
Двое даже чуть не поцапались, но вовремя одумались.
‒ Не переживайте, мужики, ‒ кто-то осадил их. ‒ Не тот это случай. Мы все сейчас, как перед первым прыжком с парашюта: вроде страшно, но страх до конца неизвестен. Поэтому и прыгается легко, а вот при втором прыжке коленки дрожат при посадке в самолёт и начинается мандраж. Поэтому второй прыжок и считается самым сложным, а все последующие ‒ легче лёгкого.
‒ Откуда знаешь?
‒ Сам когда-то прыгал.
‒ Десантник? А почему тогда к пехоте прибился?
‒ Ныне десант ‒ это та же пехота. Это когда-то она называлась крылатой, а ныне всё изменилось. За три года СВО была хотя бы одна по-настоящему десантная операция? И не вспоминай ‒ не было. А почему? А потому что при нынешней ПВО самолёт с десантом ‒ это первейшая цель для самой захудалой ракетки. Самолёт можно даже дроном сбить, а значит легко сотню-другую бойцов погубить.
‒ Ладно, говоруны, наговорились, ‒ прервал их болтовню сержант Ярик. ‒ Вспомните слова «Спутника» и ещё раз подумайте: всё ли я сделал так, как он говорил. По-моему, всё подробно разжевал. Сейчас наша очередь, так что остаёмся в трубе на связи: и визуальной, и радио. Рациями не балуемся ‒ бережём батарейки. Все остальные вопросы по мере их поступления.
Они поднялись, выстроились, сержант пересчитал их, и они продвинулись к тому месту, от которого уже было видно разрытое пространство в земле и край толстенной, блестевшей отшлифованным металлом трубы толщиной в палец.
‒ Видел? ‒ негромко спросил Земляков у Медведева, толкнув его локтем.
‒ Ну и что?
‒ А то… Вместе первыми пойдём ‒ воздуха больше будет. За мной становись.
Медведев сначала ничего не сказал, а потом отозвался, будто вспомнив чего-то:
‒ Не будь кроильщиком.
‒ И не собираюсь, а первым всё равно легче идти.
Их короткие реплики сами собой закончились, когда, перекрестившись, Земляков шагнул к чёрной дыре в трубе. Сергей всё утро почти ни с кем не говорил, ничего не обсуждал, все его мысли сшибались в душе, и он не успевал следить за их калейдоскопом, становившимся всё более насыщенно цветным и многогранным. Его мысли превратились в протуберанцы, они извивались, наслаивались, собирались в пучок, а то вдруг рассыпались на многочисленные всплески, подобно кипящей лаве в жерле вулкана. Он пытался успокоить их, но они вновь и вновь возвращали на родину, в Степной, где жили и дожидались его родные люди ‒ жена Катя и его талантливый сын Григорий, любитель олимпиад по математике. Они сейчас находились далеко от него и не знали, какое испытание предстояло перенести их мужу и отцу ‒ и завтра, и, наверное, в течение ещё нескольких последующих дней… Вот он уже в начале этого испытания, сделает один только шаг и окажется в преисподней, где всё по-иному, где ждёт неизвестность, и единственное, что его успокаивало в этот момент, это то, что он не один, а с ним рядом будут и сержант Силантьев, и Медведев, и бойцы Громов с Карповым, включённым в группу после гибели Букреева. Он пока мало их знал, за исключением разве Медведева, но теперь наверняка они станут ближе, доверительнее друг к другу, даже самый молчаливый из них ‒ Громов, никак не оправдывающий свою фамилию. И вот они все вместе и не так боязно сделать первый шаг. И Земляков его сделал, пригнувшись и ступив на пока освещённый берег трубы.
‒ Вперёд, Земляк! ‒ сказал, как приказал, Силантьев. ‒ Я буду с третьей нашей группой. Обращаемся для краткости друг к другу позывными. В случае чего, всегда буду на связи.
«Вот и началось! ‒ подумал Сергей, когда осторожно спустился вниз и почувствовал себя в другом измерении, и сказал, сам себя подбадривая: ‒ С Богом!».
7
Странное и пугающее зрелище открылось Землякову в первый момент погружения в трубу, не такую уж и узкую, но пригнуться пришлось. Другое заставило съёжиться ‒ запах газа, мазута и ещё чего-то непривычного, от чего сразу защекотало ноздри, словно он оказался в бочке из-под керосина. Недалеко от входа горел фонарь, он на несколько метров освещал пространство трубы, но далее притаился мрак и лишь где-то далеко впереди мелькали едва заметные блики фонарей. В свете своего фонаря Земляк сделал шаг, другой, третий ‒ мелькнула мысль: «А что, если все шаги сосчитать?!» ‒ но он лишь усмехнулся над собой и сделал четвёртый, пятый. После десятого перестал их считать, приостановился, спросил у Медведя, заслонившего собой светившийся входной проём трубы: