Валентина не знала, как ускорить его и что может зависеть от неё. Ничего. Ну, повспоминает, повздыхает, а дальше что? Лишь душу растревожит. Ну, вспомнишь Николая Угодника, ну, перекрестишься, попросишь у него защиту воину Михаилу. Это, конечно, неплохо, но этого мало. Надо самой в церковь сходить, поставить свечку за его здравие. Вот это непременно поможет, Михаил и знать об этом не будет, а слово и дух Божий будут осенять его. Разве этого мало.
И она посетила церковь в ближайшую субботу. Поставила свечу за здравие Михаила, приложилась к иконе Божией Матери, исповедалась и причастилась; прониклась службой, когда её сердце трепетало от соучастия. Возвращалась из храма с лёгкостью и радостью на душе. В этот же выходной она не пошла к родителям, решив, что негоже оставлять дом без присмотра, сиротой. Пусть Михаил знает, что в его доме по вечерам горит свет, ему всегда есть куда вернуться. Это его дом. Валентина лишь каждый вечер, как сгущались сумерки, обходила комнаты, крестила тёмные углы, прогоняя чёрные силы, и молилась, читая «Отче наш», ‒ это приносило облегчение, душа расслаблялась как за невидимой защитой. Очень скоро она привыкла к тому распорядку, приносившему покой, и не представляла, как могла ранеше жить без него. Если сначала не находила себе места после отъезда мужа на фронт, страшилась спать в пустом доме, то теперь спокойно относилась к своему временному одиночеству, хотя и не считала себя полностью одинокой, помня, кто живёт у неё под сердцем. А с начала марта она начала готовить ящики для рассады. При доме у них был огородик, теплица, и к Пасхе обычно появлялись свои редиска, зелёный лук. Позже там кустилась рассада помидоров, огурцы наливались силой. В общем, обычные домашние сельские хлопоты, которые не позволяли скучать от безделья, а когда время чем-то занято, то и бежит оно незаметно, и на душе спокойнее.
Только как-то раз испугало вечернее происшествие, заставившее переживать, даже переполошиться, когда чья-то собака застряла в штакетнике палисадника. Вот как она попала туда, чем уж так заинтересовал её палисадник? Думала, побесится-побесится собачка, сорвётся и убежит. Но время шло, а она никак не могла освободиться. Принялась выть, то ли от безысходности своей, то ли звала хозяина. И от этого воя Валентине стало не по себе, потому что так собаки воют к покойнику. «Господи, что же это такое? За что такое наказание?! ‒ думала она, связав этот вой с событиями на Курской земле, где сейчас находился Михаил. ‒ Господи, помоги ему, отведи беду великую!» ‒ молилась она, невольно связывая тамошние события с воющей собакой, и не знала, что делать. Позвонить родителям, так ведь не хотелось тревожить отца, самой попытаться что-то делать ‒ мысль мелькнула и пропала: не хотелось рисковать. Решила к соседям сходить, пока они не легли спать. Только собралась ‒ собака выть перестала, но всё равно пошла, решив: «Сейчас не воет, через минуту опять будет заливаться на всю улицу».
Постучала в окно соседям. Увидев выглянувшего на крыльцо хозяина, сказала:
‒ Виктор Васильевич, не знаю, что делать. Собака чья-то приблудная запуталась в палисаднике ‒ всю душу истерзала. Помогите избавиться от неё.
‒ А чего ты с ней сделаешь. Освободишь ‒ покусает. Это, скорее всего, никулинская собака, она у него часто с цепи срывается. Хозяин зальёт в глотку, день-два не покормит ‒ она в бега. Наверное, и в этот раз та же история. И не подойдёшь к ней ‒ зла до невозможности. Ладно, ты ступай домой, а я схожу к хозяину, попрошу, чтобы убрал это безобразие.
Валентина ушла к себе и долго стояла у окна, дожидаясь, пока появился тот самый разухабистый Никулин. Он прикрикнул на кобеля, тот сразу присмирел и поджал хвост, а хозяин повёл его на цепи домой. Валентина вроде бы успокоилась, легла спать, а мысли так и бежали чередой из-за этой собаки. Она уже застревала у них полгода назад именно тогда, когда перестал выходить на связь сын. И так же выла среди ночи, пока Михаил не поддел на рассвете колом цепь и кобель унёсся в открытую калитку. Теперь она связала эти два происшествия, и сравнение растревожило сердце. «Ну, где ты, Миша? Отзовись, успокой меня грешную, нет у меня никаких сил терзаться. И когда это закончится ‒ одному Богу известно. Отзовись. Мне и нужно-то услышать от тебя несколько слов, что жив-здоров и ждёшь встречи». Михаил, конечно, не мог её услышать, но она надеялась, что её слова каким-то невероятным образом дойдут до него, он отзовётся, а пока она будет терпеливо ждать его родной голос.