Пригвоздив себя этой мыслью, Земляков вдруг на всё посмотрел по-иному, не так, как только что: ему привиделся весь масштаб событий, частицей которых он стал в последнее время. И он понял Медведева, понял соседа по койке. А главное, понял себя и все свои устремления недавнего времени. И почему-то на душе стало необыкновенно легко и светло, показалось, что так никогда не бывало. И это походило на правду: он живой, немного, правда, повреждённый, зато лежит в тепле, сытости, на чистой постели. У него есть любящая жена, сын! Что ещё надо для счастья. Вот оно всё вокруг него, надо лишь суметь разглядеть. Часто так бывает, что человек себя не понимает, не догадывается, что ему ещё надо сделать такого, чтобы у него изменилось зрение, стало более пристальным, внимательным ‒ тогда можно с первого взгляда оценить своё состояние, а оценив, сказать самому себе: «Вот что мне надо!».
И он вздохнул.
26
В какой-то момент Земляков почувствовал, что утомился за сутки нахождения в госпитале. Когда добирался до него, то мечтал отлежаться, отоспаться, а тут суета замучила да плюс ко всему прочему рука тревожит, а ему по-прежнему хотелось просто отоспаться вволю, но разве отоспишься, когда то анализ сдаёшь, то на перевязку вызывают, то разговоры с Медведевым говорить надо. Ему же хотелось лечь и надолго забыться, чтобы о нём все забыли, и он забыл обо всех.
Всё-таки какое-то послабление вышло, когда они с Медведевым почти перестали говорить, а перед этим Сергей прямо сказал:
‒ Миша, не в обиду будет сказано, но давай дружно помолчим. Побудем каждый со своими мыслями, а то по поводу и без мы собственные проблемы вываливаем друг на друга. И кому от этого легче. Надо нам успокоиться, прийти в себя от нервного стресса после трубы, после боёв в Щербаткине, да и просто отоспаться по возможности. Согласен?
‒ Вполне.
‒ Тогда дай пять! ‒ и Земляков подал ему левую руку, и тот пожал её. И сразу оба закрыли глаза, сделав вид, что заснули, а Землякову подумалось: «Благодать-то какая!».
Они, действительно, заснули, даже игнорировали полдник ‒ вовремя не выпили по стакану кефира, и спали до ужина, когда услышали: «Придётся побеспокоить». Другими проснулись или нет ‒ сразу не понять, но настроение сменилось, этого не отнимешь. И по-прежнему молчали, лишь загадочно переглядывались, словно хотели что-то сказать, но остерегались. До утра не разговаривали. А утром новый счёт пошёл, когда появилась огненная Зоя и объявила:
‒ Мальчики, на перевязку! Сначала Земляков, потом Медведев, а потом все остальные, но по одному.
Оказавшись на перевязке и дождавшись, когда медсестра пригласила из соседней комнаты лечащего врача-хирурга осмотреть рану и назначить лечение, Земляков прямо спросил у него:
‒ Доктор, скажите: после ранения нам полагается отпуск?
‒ А что, так соскучились по дому?
‒ Этого не отнять.
‒ Полагается. А вам особенно ‒ кто в трубе побывал. Уже за одно это можно награждать!
‒ Спасибо! Порадовали!
‒ А что, край как нужно?
‒ Посудите: жена ждёт ‒ раз, сын ‒ два, а в-третьих, поле надо пересеивать!
‒ Поле-то причём?
‒ Поле даже можно поставить на первое место. Фермер я мелкий, но всё же. В конце августа озимую пшеницу посеяли, а сушь была ‒ она почти не взошла, а в начале октября, когда пошли дожди, холода нагрянули, вегетация закончилась, ну, она и ушла в зиму почти никакой. Так что весной надо пересеивать. А весна-то на пороге ‒ идёт вовсю.
‒ Я хотя не специалист в этом деле, но, по-моему, рано пока сеять?!
‒ Пока то да сё ‒ время подойдёт мигом.
‒ Это точно. Минимум три недели вам придётся побыть у нас. У вас, помимо всего прочего, и трещина в ребре обнаружена и серьёзное повреждение плечевого сустава. Так что лечитесь, приходите в себя, к тому времени, когда надо будет пшеницу сеять, отправитесь домой. Думаю, военно-врачебная комиссия будет не против, да и командир вашей части противиться не будет. Кстати, из какой вы области?
‒ Рязанский я. По мне разве не видно?! ‒ улыбнулся Земляков.
‒ О, да, очень заметно, ‒ подыграл ему доктор, ‒ особенно в больничной пижаме ‒ в них вы все, как цыплята в инкубаторе. А пока выздоравливайте ‒ заживление раны началось без осложнений.
‒ Спасибо большое! ‒ порадовался Сергей.
Возвращался он в палату хотя и радостным, да что там радостным ‒ счастливым, и очень хотел поделиться новостью с Медведевым, но сдержал себя, побоявшись сглазить. «Вот когда буду уверен в отпуске на сто процентов, тогда можно и сказать, а пока терпи и держи язык за зубами! ‒ решил он. Даже и Екатерине решил ничего не говорить. ‒ А то позвонишь, перебаламутишь, а вдруг что-то пойдёт не так ‒ сорвётся отпуск. Что тогда? Нет, Земляков, надо молчать».