Перед посадкой в поезд он успел заскочить в сетевой магазин, купил еды на дорогу, воды, была мысль купить, что покрепче, но остановил себя, не захотел менять радость встречи с родиной на похмельное головокружение. Да и кому понравится вдыхать запахи алкоголя, и он не понимал таких людей, когда прежде доводилось в поездках сталкиваться с соседями-выпивохами, то воспоминания были не лучшими. «Вот доберусь до дома, созвонюсь со свояком, приглашу его с женой в гости, вот тогда и посидим вчетвером, а то и вшестером, если Григорий с Ольгой присоединятся, ‒ тогда и выпить не грех!». И представив встречу с семьёй, он почувствовал себя необыкновенно уставшим от ожидания, таким, что захотелось не думать о предстоящей дороге; она вроде не такая уж дальняя, но всё равно каждый её час будет тянуться бесконечно. А что это такое, он испытал недавно в трубе, хотя о каком-то сравнении не могло быть и речи: как можно сравнить то, что не поддаётся сравнению. И вообще теперь ему казалось, что шестидневное испытание ‒ это что-то совершенно другое, до сих пор не до конца понятное и осмысленное. Прочувствовано ‒ это да, так и есть, но пока оно оставалось ни с чем не сравнимым, да и вряд ли когда сравнится. А если что-то наметится похожее, то Землякову казалось, что второй раз он не выдержит подобного испытания, даже если будет очень стараться.
За мыслями он незаметно доехал до Орла, вспомнил о пакете с едой, перекусил, огляделся, словно искал знакомых, и разговорился с дядечкой пожилого возраста: сероглазым, седоватым, коротко подстриженным, с аккуратными усиками. Вернее, тот сам первым спросил, до поры до времени не решаясь тревожить дремавшего военного, а теперь, значит, самое время пришло.
‒ На побывку? ‒ спросил он и представился: ‒ Сергей Ильич.
‒ И я Сергей. Тёзки, значит. А вы угадали? В отпуск после госпиталя.
‒ Ох ты… Сильно досталось?
‒ Что заслужил, ‒ улыбнулся Земляков.
‒ Ну, хотя бы вылечили?
‒ А как вы думаете? Больного за ворота турнули? Вылечили, вот домой отпустили восстанавливаться. И телом, и духом.
‒ Семья есть?
‒ А как же.
‒ Тогда сам Бог велел навестить их. Где воевали?
‒ Под Суджей. Слыхали о таком городе?
‒ А как же. О газовой трубе только и разговоров было. Сколько мучений наши бойцы приняли. Не довелось участвовать?
От вопроса Сергей растерялся, не зная, что сказать. Соврать ‒ пойти против истины, сказать правду ‒ всё равно что похвалиться. Поэтому и промолчал сначала. Молчал и Сергей Ильич; Земляков не смотрел на него, но чувствовал, что он-то внимательно рассматривает его. И тогда выдавил из себя:
‒ Довелось… ‒ и вздохнул.
‒ То-то, гляжу, в какой-то момент вы закашлялись. На вид вроде не больной, а кашель долбит и долбит, а оно вот в чём дело! ‒ он отстранился, посмотрел, словно, изучая со стороны: ‒ Жму вам руку! ‒ и подал ладонь.
Поручкались, а Сергей Ильич в знак признательности ещё и по плечу похлопал, а Сергей от такого внимания скривился от боли.
‒ Что такое? ‒ всполошился тот.
‒ Ранение… Плечо пуля рассадила…
‒ Ой, простите, ради Бога… ‒ попутчик даже сам сморщился, словно это его кто-то саданул по раненому плечу. ‒ Нет мне прощения!
‒ Да ладно… Полегче стало, ‒ кряхтя, отозвался Земляков.
Сергей Ильич, словно желая искупить вину, встал с места и оглядев пассажиров, сказал им, словно поделился величайшей тайной:
‒ Друзья, с нами едет участник беспримерной операции «Поток», проходившей вблизи города Суджа. Все вы о ней знаете. Так поаплодируем же герою! ‒ Он первым захлопал и жестом попросил Землякова подняться, показаться пассажирам.
Что делать. Поднялся, немного смущаясь, поклонился направо и налево, сел на место, посмотрел на соседа:
‒ Не думал, что вы такой ажиотаж устроите. Зачем народ взбаламутили?
‒ Большинству народу, если честно, наплевать на то, что происходит в стране, поэтому и молчать не надо. Надо своим примером воспитывать их. Пусть смотрят и думают, если ещё осталось чем думать… Если честно, тяжело было? ‒ неожиданно спросил он.
‒ Тяжело, но уж извините меня, не хочется ничего вспоминать. Поверьте, воспоминания не самые лучшие. Чтобы их не было никогда.