‒ Сухожилие и кости не задеты. Нога сохранится. Помогите донести до машины.
Раненого бойца унесли, и кто-то из «стариков» сказал:
‒ Быстро же он навоевался.
Пополнение молчало, потому что не только не знало, что сказать, но более от натурализма увиденного и приторного острого запаха крови. Землякова тоже эта сцена не оставила равнодушным, но он более удивился ловкости и умению сержанта, тому, как он играючи управился с раненым, даже пытался определить тяжесть ранения.
‒ Товарищ сержант, а вы молодец, ловко разобрались! ‒ похвалил сержанта Земляков.
‒ Не подлизывайся и не попадайся мне под горячую руку. А лучше от пуль берегись да почаще наверх посматривай, когда выходишь из блиндажа, ‒ «птичек» тут много летает. А то, гляжу, сегодня бла-бла устроили с Медведевым, когда окопы поправляли: оба спиной кверху и хоть бы что вам обоим, а на спине, как известно, глаза не растут. Так не годится. Если копаете вдвоём, то один копает, а второй за небом наблюдает. А то докопаетесь ‒ сразу в роте два двухсотых прибавится. Уяснили?
‒ Так точно! ‒ по-армейски отрапортовал Земляков.
‒ От вас не слышу голоса? ‒ посмотрел сержант на Медведева.
‒ Так точно! ‒ повторил тот, не особенно дружелюбно посмотрев на молодого сержанта.
Немного позже, когда сержант вышел из блиндажа, Медведев спросил у Сергея:
‒ Он теперь так и будет нам нотации читать.
‒ Будет! Если заслужим, то будет. Он же о нас печётся. Понимаешь это?
‒ Понять не трудно.
‒ И вообще ты сегодня сам не свой. Что с тобой?
‒ А ты что, не знаешь? Я человека сегодня убил! И не одного…
‒ Не человека, а врага. Запомни!
‒ Всё равно не по себе.
‒ Это всегда так с непривычки бывает. Обвыкнешь, и думать ни о чём не будешь. Я, кажется, тоже одного скосил.
Медведев отмахнулся, словно надоел ему Земляков, и промолчал, о чём-то задумался, а о чём ‒ даже спросить страшно.
2
Что и говорить, а первый бой перевернул душу Медведеву. Совсем не так получилось, как должно было быть по его задумке, которую он хранил в себе с минувшей осени. Тогда душа его надломилась, хрупнула и, похоже, не срослась, да и как ей срастись, когда в тот запомнившийся сентябрьский день жизнь его, казалось, закончилась. Он, здоровенный мужик, обеспокоившись долгим молчанием сына и обратившись в военкомат, узнал, что тот пропал без вести.
‒ Эх, вы! И скрывали! ‒ укорил он служивого майора ‒ румяного, коротко постриженного, с франтоватыми усиками, ‒ когда, специально отпросившись с работы, приехал в райцентр.
‒ Что поделать, Михаил Константинович, ‒ вздохнул тот. ‒ Сведения такие есть, но сами знаете, что зачастую бывает так, что потом находится человек, а мы переполошим его родителей, родственников. Поверьте, зачастую бывают невообразимые случаи. Причины исчезновения самые разные, вплоть до того, что влюбится боец в какую-нибудь бабёнку, когда ему влюбляться не положено, задурманит она его, а он и голову теряет. Хорошо, если кто поумней, вовремя спохватится и вернётся в часть с повинной, а есть и такие, что дерзкими становятся, покидают часть с оружием… В случае с вашим сыном, мы собирались вам позвонить, но прежде что-то узнать о нём, а то ведь всякое случается.
‒ Извините, товарищ майор, но что вы такое говорите-то?! Мой сын ‒ патриот, каких поискать. Он в почётном карауле стоял каждый год на 9 Мая у Вечного огня. Юнармейцем был. Это вам о чём-нибудь говорит? В мае демобилизовался со срочной, через месяц заключил контракт, пошёл добровольно воевать. А вы тут про шуры-муры мне лапшу вешаете, да намёки грязные делаете!
‒ Уважаемый Михаил Константинович, я вполне понимаю вашу обеспокоенность, но и вы поймите меня как военкома. Мы всё делаем для того, чтобы быть на связи с родственниками воюющих ребят. Всякие случаи приходится разбирать, и, поверьте, в каждом у нас свой отдельный подход, под одну гребёнку мы никого не стрижём. Как что-то выяснится, мы обязательно сообщим вам. Или вот, ‒ он подал визитку с номером телефона, ‒ звоните время от времени. Глядишь, что-нибудь прояснится.
‒ Будем надеяться! ‒ буркнул Медведев и, тяжело поднявшись со скрипнувшего стула, резко вышел из кабинета военкома.
Его всего трясло. И от гнетущего известия, и от неизвестности одновременно. Когда вернулся в свой посёлок и шёл по улицам, то не стыдился слёз, даже не думал об этом. Только вошёл в дом, жена всё или почти всё поняла, застыла, боясь услышать что-то страшное. А он не спешил докладывать, потому что и сам не знал ничего конкретного.