‒ А знаешь Громова?
‒ Да. Он ‒ замкомвзвода, недавно младшего сержанта присвоили.
‒ Это хорошо. Молодец, одним словом, Володя.
Более Земляков ни о ком из ближайшего окружения не интересовался, потому что по именам и фамилиям более никого и не помнил, зная, что Медведев среди трёх сосен мается, а Карпов погиб ещё в Щербаткине. Почему-то он более всего запомнился при походе по трубе. И не потому, что потом погиб, а из-за своего мятежного характера. Ему всегда чего-то не хватало, всегда он всем был недоволен, но в редкие минуты просветления в нём проявлялась настоящая душа. Тогда он становился мягким, покладистым, но ненадолго: проходили считанные минуты и вновь словно бес в него вселялся. И никому он до конца не был понятен, да и кто будет вникать в чужую судьбу, подбирать к ней подходящий ключик. Не то здесь место, чтобы быть на фронте сентиментальным. Это не переделаешь, и даже не поправишь: какой ты есть, таким ты и останешься до какого-то определённого момента, когда судьба повернётся к тебе тем или иным боком. Только тогда, если с тобой произошло что-то серьёзное, начнёшь по-иному понимать себя и других, сравнивать свой опыт с чужим опытом.
К вечеру заглянул боец из другого взвода, прибывший тоже из отпуска по ранению, и судя по времени, тоже участник операции «Поток». Земляков внешне помнил его, даже знал фамилию. Поэтому теперь первым подошёл, спросил, вглядываясь в его тёмные глаза, или показавшиеся тёмными в блиндаже:
‒ Ты Аверьянов, кажется?
‒ Да. Анатолий.
‒ Участник «Потока»?
‒ Участник. Да я помню тебя по Щербаткину. Вместе у моста у отбивались. Моего напарника тогда задвухсотило. В тот день и меня ранило. Вместе потом на «Уралах» до госпиталя добирались.
‒ Тогда многие из наших пострадали. Тебя куда?
‒ Пуля по касательной в бедро попала ‒ легко отделался.
‒ Сильно пропахала-то?
‒ Да, считай, полноги прожгла.
‒ А у меня плечо разворотила, скрикошетила о край бронеплиты.
‒ Говорят, вечером пополнение прибудет и завтра всех на задание.
‒ Задание так задание ‒ где наша не пропадала. Тогда давай до завтра.
Они расстались, вскоре пришёл посыльный от старшины: «Вновь прибывшим получить боекомплект!». Земляков сходил, получил цинк, в блиндаже вскрыл его и долго набивал в магазины матово поблескивающие патроны. «Красивые, заразы, ‒ думал о них он, ‒ ровненькие, кругленькие, чуть промасленные пульки холодно блестят. Как игрушки!». Ладно, дело сделано. Решил перекусить. Бутерброды в поезде доел, теперь остались пирожки и полбутылки сладкой воды. Схомячил пирожки, чтобы о них более не вспоминать, запил. Рюкзак под голову положил на топчан и сам улёгся. Вскоре проснулся ещё один из караульных, спросил:
‒ Ты кто? Из пополнения?
‒ Из отпуска. Сергеем зовут, ‒ и подал руку.
‒ Жуликов Максим. ‒ представился тот. ‒ Он, видимо, привык, что по поводу его фамилии часто отпускают шуточки, но Земляков никак не отреагировал на это, лишь спросил:
‒ Давно здесь?
‒ Вообще или как?
‒ Ну, вообще?
‒ Четвёртую неделю. Здесь часто меняется состав.
‒ Это стаж! Сколько тебе лет?
‒ Двадцать семь. Дома мать, отец, семьи не имею, ‒ доложил он, а Земляков подумал: «Новый Карпов. Если так будешь думать о смене состава и далее, то недолго тебе воевать придётся».
Вслух же сказал:
‒ Ну почему же. В нашем взводе сержант Силантьев, наверное, год воюет, и ни разу не был серьёзно ранен. Или младший сержант Громов ‒ полгода на СВО. Так что здесь не угадаешь, у кого какая судьба. Сам-то как попал?
‒ Карточный долг был. На «счётчик» поставили. Пришлось кредит брать, возвращать долг и на СВО идти.
‒ Ну и как воюется? ‒ спросил Сергей и, усмехнувшись, подумал: «У него и фамилия, и вид, и глаза ‒ всё жуликоватое! Не зря картишками увлекается. Кому-то в них фартит, а кому-то не так уж и часто. Кому часто ‒ тот на СВО не пойдёт, а вот такие Жуликовы и попадают сюда. И когда он поймёт, что к чему, тогда, может, преодолеет тягу к запретному, а может, не успеет никогда».
‒ Нормально.
‒ Действительно, неплохо, если белым днём дрыхнешь.
‒ Это только сегодня. Нашу группу вывели на недельку с передовой, вот и приходим в себя: отсыпаемся, в караул ходим. Временную дислокацию надо кому-то охранять. Но завтра всех на передок отправят. Вместо нас другие прибудут. Так что всё чётко.
‒ Хорошо рассуждаешь, кое-чему успел научиться?
‒ Дело несложное. Главное ‒ не зевать. Поначалу, конечно, страшно становилось, а теперь освоился.
‒ Это хорошо, ‒ вздохнул Земляков и подумал: «Это ты, брат, настоящего дела не видел. Вот как попадешь в переплёт, будешь по-другому думать, а думать ты не особенно научился, если в карточные долги влез. Но ничего, месячишкой-другой покрутишься ‒ поймёшь, что к чему».